— Он расположится прямо у твоего порога, папа!
— Со всеми этими чертовыми пьяницами, — произнес её отец. — Не обижайтесь, сэр. — Он оглянулся через плечо, чтобы оценить ход против течения и прилива. — Там и так хватает «Гадкого утёнка».
— «Гадкого утёнка»?
— Это таверна, — объяснила Сильвия. — Рядом с родительским домом. Я раньше там работала.
— Работала там? — с удивлением переспросил я.
— Не так, как ты подумал! — сказала она, смеясь, и я смутился, что она угадала мои мысли, хотя ни она, ни её отец как будто не обиделись. — Нет, — продолжила она, — в детстве я чистила там горшки.
— Она труженица, наша Сильвия, — гордо сказал её отец.
— Вот почему ты пересекаешь реку? — спросила она меня. — Чтобы увидеть новый театр?
— Мне хотелось бы его увидеть, — неуклюже сказал я.
— Мне тоже!
— Ты должна навестить нянюшку Доддс, — строго сказал её отец.
— Это я и собираюсь сделать, пап, это я и собираюсь, — сказала Сильвия и посмотрела на меня. — Милли Доддс — старая нянюшка сэра Джорджа, — объяснила она.
— Сэра Джорджа? — озадаченно спросил я.
— Он сын лорда Хансдона, — сказала она, — и отец невесты. Приятный человек, не правда ли, папа?
— Сэр Джордж Кэри — настоящий джентльмен, — подтвердил тот.
— Так вот, в полдень по понедельникам я отношу ей засахаренные фрукты и прочие сладости, — сказала Сильвия, показывая корзину. — Сэр Джордж настаивает. Он иногда и сам к ней ходит.
— Настоящий джентльмен, — повторил её отец, налегая на валёк весла.
— Ей выделили уютный домик, — продолжила Сильвия. — Ну, то есть ей позволили в нём жить. Она прекрасная пожилая дама. По четвергам я вожу её на медвежьи поединки! Она любит эти маленькие прогулки. Ты любишь марципаны?
— Никогда не пробовал.
— Никогда не ел марципан! Святые небеса! Вот, — она приподняла льняную ткань и достала желтый квадратик, достаточно мягкий, чтобы разделить его на четыре части. — Нянюшка Доддс не любит марципаны, но я не говорю сэру Джорджу, потому что мне они нравятся, вот, кусочек для тебя, кусочек для меня, кусочек для отца и кусочек для Тома. — Очевидно, Том — носовой гребец, который не произнёс ни слова с тех пор, как я забрался в лодку. — Только миндаль, розовая вода и сахар, — пояснила она. — И мы добавляем яичные белки, не все так делают, попробуй. Это как проглотить кусочек рая!
Лодка качнулась, идя по течению, и плавно причалила к лестнице Парижского сада. Я вышел первым и протянул руку, чтобы помочь Сильвии. Прикосновение её пальцев!
— Я тебя подожду, милая, — сказал её отец.
— Около часа, папа, — сказала она, — и спасибо, Том.
Том, грузный молодой человек, только кивнул.
— Мне заплатить? — спросил я её отца.
— Бог с тобой, парень! — ответил он. Он назвал меня «сэр», когда я впервые ступил в лодку, но короткое плавание через реку, очевидно, раскрыло ему мой истинный статус.
Я поблагодарил его и поднялся по каменной лестнице вместе с его дочерью. Я так хотел побыть с ней, но теперь обнаружил, что мне нечего сказать, или, скорее, что я потерял разум. Я репетировал сотни строк, чтобы произвести на неё впечатление, но не мог вспомнить ни одной. Однажды это случилось со мной в «Театре», я играл королеву в «Ричарде II», пьесе моего брата, роль, которую я так хорошо знал, но однажды слова просто испарились, как роса на солнце. Джон Дюк, наёмный актер, повернулся в левую сторону сцены,
— Вот герцог Йорк идет, — сказал он, и вошёл Джордж Брайан в ожерелье, и я должен был немедленно ответить. |