— Вот герцог Йорк идет, — сказал он, и вошёл Джордж Брайан в ожерелье, и я должен был немедленно ответить.

Вместо этого я бессвязно бормотал, а Исайя Хамбл, который должен был подсказать мне слова, вышел помочиться. Джордж Брайан лишь уставился на меня, а простолюдины начали хихикать. 

— Выучи слова! — выкрикнул один, и из толпы полетел огрызок яблока и сбил мою золотисто-бронзовую корону на ухо. После кошмарной паузы Джордж произнёс свою следующую строчку, которая начиналась «Я, сделав так...», и слова выглядели бессмысленными, потому что я стал заикаться, как беспомощный дурак. Именно так я чувствовал себя с Сильвией, когда мы поднимались по лестнице Парижского сада.

— Он милый, мой старик, — сказала Сильвия.

— Он показался мне приятным, — согласился я, запинаясь.

— Он добрый. Притворяется, что нет, но добрый. Мягкий, как пена, честное слово.

Я пытался что-нибудь сказать — что угодно!

— Можно я это понесу? — выпалил я, указывая на её корзину.

— Я почти пришла, — сказала она, кивая на близлежащие дома. И улыбнулась ярко, как солнце. — Если тебе понадобится вернуться на лодке, папа будет здесь ровно в час.

— Было бы здорово, — ответил я.

— Тогда до встречи, — сказала она и ушла.

— Меня зовут Ричард, — крикнул я ей вслед.

— Я знаю, — сказала она, не оборачиваясь, — но мне нравится Фрэнсис Дудка! — Она просвистела несколько нот и так же, не оборачиваясь, махнула на прощание.

Я смотрел, как она подходит к двери небольшого домика и входит внутрь, а потом пошел к новому театру. Им нужны актёры.

Марципан оказался сладким, очень вкусным, божественным.

И откуда она узнала, что меня зовут Ричард?

Глава пятая

Я пошёл от реки на юг, ругая себя за то, что был так косноязычен с Сильвией. Куда делись те умные слова, что я мечтал сказать? Я пообещал себе, что скажу их, когда мы вместе отправимся на лодке в Блэкфрайерс.

Дома на южном берегу стояли совсем рядом с Темзой. Я свернул в другой переулок, ведущий вглубь, прошел мимо замшелого каменного креста, который еле держался, и через сорок-пятьдесят шагов дома остались позади, я шёл между тёмными живыми изгородями и вонючих канав, заросших крапивой. На небольших пастбищах паслись тощие коровы. В петляющем проходе торчало несколько чахлых и мрачных деревьев, пришлось прыгать через лужи, чтобы не запачкать сапоги. Новый театр вырисовывался справа, за потрёпанными открытыми воротами. Поле вокруг нового здания было завалено брусом и грудами кирпича. Десятки человек работали на строительных лесах, двое поднимали на лебёдке шаткую платформу, гружённую черепицей.

Он был большой. Больше чем «Театр» и чем театр «Роза», располагающийся на востоке, неподалеку от южной оконечности Лондонского моста. Этот новый театр, как я думал, привлечёт людей из Вестминстера, а также из Лондона, и почти все они заплатят пенни лодочникам, чтобы те привезли их к лестнице Парижского сада. Отец Сильвии мог жаловаться на шум, который принесёт театр, но он также принесёт ему клиентов. Когда я пробирался между деревянными сваями,  проснулся и яростно залаял лохматый пёс. Он прыгнул ко мне, но его остановила цепь, прикреплённая к скобе у входа в театр. 

— Султан! — крикнул голос с лесов. — Прекрати зря шуметь! — Пёс зарычал и заскулил, но позволил мне пройти.

— Не обращайте внимания на Султана, милорд. Он не тронет вас, пока Джем не велит. — Говоривший был мастером, он сидел наверху, где разравнивал белую штукатурку на арочном потолке входной арки. — И будьте осторожны, милорд, — добавил он, когда со шпателя упали брызги штукатурки.