Сегодня вечером огромные окна здания ярко светились – три сестры, дочери Баррингтона, были приглашены на ужин. Ева, экономка, открыла дверь Мадлен и Престону, впуская их в холл Его дубовая обшивка вполне могла бы соперничать с интерьерами европейских музеев. Взяв у них верхнюю одежду, Ева проводила Мадлен и Престона в зеленую гостиную – по мнению Мадлен, самую уютную комнату на первом этаже замка, за исключением, конечно, кухни.

Мадлен не удивилась, узнав, что прибыла первой. Пунктуальность не являлась отличительной чертой ее сестер. Мадлен поцеловала мать, взяла бокал у отца и приготовилась слушать семейные новости. Как всегда, исходили они от ее матери. Что касается отца Мадлен, то он был типичным трудоголиком, интересовавшимся прежде всего своей огромной империей.

Однако, как и раньше, большинство новостей, припасенных Элеонорой Баррингтон для Мадлен, касалось ее самой. Впрочем, Мадлен не на шутку встревожилась, узнав, что ее юная сестра Кэролайн опять арестована полицией. На сей раз причиной ареста стало ее участие в студенческой демонстрации протеста против компании «Рэндалл косметикс». Однако, как ни пыталась Мадлен добиться хоть каких-нибудь подробностей о Кэролайн, в ответ мать неизменно рассказывала о собственной реакции на события.

– Просто ума не приложу, как она могла учинить такое! – восклицала Элеонора. – Ведь Рэндалл – ее родственник, муж ее родной сестры!

– Ну и что в этом такого? – сухо возразила Мадлен. – Тут нет никакого предательства: ведь Кэролайн никогда не выказывала особой нежности к Рэндаллу.

– Не понимаю, о чем думает эта девица! – продолжала Элеонора, не обращавшая никакого внимания на реплики дочери. – Нет, ты должна, обязана как следует поговорить с ней, Мадлен! Я так встревожена! Ведь все – абсолютно все! – на Лонг-Айленде в курсе этой истории. Удивляюсь, как ты не слышала об этом раньше…

– Я ведь не живу на Лонг-Айленде с восемнадцати лет, – уточнила Мадлен. – А когда это случилось?

– На прошлой неделе. Нас пригласили на благотворительный ужин в музей «Метрополитен». Ну а когда все стало известно – как я могла туда пойти? Представляю, как бы на меня там смотрели…

– Кэролайн, надеюсь, цела и невредима? – взволнованно спросила Мадлен.

– Ну разумеется, что с ней станется? Это я была от волнения в совершенной прострации два дня. А что касается Кэролайн, она уже на следующее утро после скандала отправилась сочинять статью для своего радикального, хиппового журнала, в котором подвизалась писать.

– Понятно. – Поймав взгляд Престона, Мадлен увидела, что тот с трудом сдерживается, чтобы не рассмеяться. Чересчур радикальные политические взгляды и социальная активность Кэролайн Баррингтон всегда воспринимались окружающими как своего рода проклятие семьи Баррингтон.

– А теперь она опаздывает к ужину, – капризным тоном заметила Элеонора. – И как обычно, не дает себе труда позвонить и предупредить, хотя прекрасно знает: я от беспокойства места себе не нахожу. Каждый день сидишь и думаешь: что там с ней происходит в отвратительных трущобах, где она живет? Вдруг ее снова арестует полиция? Или похитит какой-нибудь диссидент, у которого она берет интервью? Господи, ну что мне делать с этой девицей?

Решив, что наконец настал подходящий момент сменить тему разговора, Мадлен осторожно спросила о другой своей сестре:

– А как поживает Шарлотта? Я не говорила с ней уже почти месяц…

– Ну, Шарлотта хотя бы позвонила, предупредила, что запоздает.