– Итак, – лениво проговорил Рэнсом, переворачивая газетную страницу, – Престон, по-видимому, получил свое прошлой ночью?

Мадлен моментально разозлилась – от одного только его тона.

– Не твое дело!

– Эта ночь, как я вижу, улучшила его настроение в значительно большей степени, чем твое… – продолжал он. – Он всегда такой болтливый после бурной любовной ночи?

– А ты всегда суешь нос в чужие дела? Думаю, любовные отношения других тебя совершенно не должны касаться…

– А, так это у вас – любовные отношения? – Рэнсом с отсутствующим видом пожал плечами и снова уставился в газету. – Ну да, конечно, как мне сразу не пришли в голову? Ты ведь по крайней мере сказала ему свое имя.

Не в силах больше выносить идиотские замечания Рэнсома, Медлен огрызнулась:

– У тебя всегда такое отвратительное настроение, если накануне не было «бурной любовной ночи»?

Рэнсом оторвался от газеты, в глазах его вспыхнули злые огоньки.

– Почему ты решила, что у меня не было любовной ночи? Как раз была, и я провел ее просто великолепно. Рассказать поподробнее, мисс Баррингтон?

Мадлен раскрыла рот от удивления, потом, опомнившись, отвернулась и стала смотреть в окно.

– Не стоит, – сухо проронила она. И через несколько секунд неожиданно спросила: – Ты говорил ей обо мне?

– Ну как тебе сказать. Честно говоря, у нас оставалось не слишком-то много времени на разговоры. А если и оставалось, то говорили мы, конечно, не о вашей милости.

– М-м-м, – только и сумела выдавить из себя Мадлен. Она почувствовала, как закружилась голова: машина снова повернула за угол.

– Кроме того, – равнодушно продолжал Рэнсом, – не думаю, чтобы моей девочке было интересно выслушивать всякие глупые истории.

– Да-да, – рассеянно пролепетала Мадлен. Она дышала так, словно ее ударили в солнечное сплетение. Она снова посмотрела в окно, желая сейчас только одного – чтобы Рэнсом замолчал, чтобы снова начал читать газету и на какое-то время забыл о ее присутствии.

Через несколько мгновений она услышала, как шелестит газета. Повернувшись, Мадлен увидела, что он снова углубился в чтение – даже его лица теперь не было видно. Ничего не оставалось, как снова смотреть в окно. Чувствовала она себя ужасно глупо.

Ну разумеется, он спал с другими женщинами! Разве могло быть иначе? Почему же тогда она так изумилась его признанию? И почему известие о том, что прошлую ночь он провел с другой, причинило такую боль?

Закрыв глаза, Мадлен изо всех сил пыталась успокоиться. Странно – у нее было ощущение, будто кто-то присвоил себе то, что принадлежало ей одной. Она открыла глаза, но очертания предметов расплывались перед ней – опять кружилась голова. Мадлен зажмурилась и сжала зубы. Господи, она просто сходит с ума! А как безобразно себя ведет! Где ее гордость, приличия? От них не оставалось и следа, как только рядом появлялся этот человек. Нет, надо взять себя в руки и ни в коем случае не показывать, что ее волнуют его любовные истории. То-то бы он поднял ее на смех!

Да, не слишком-то хорошо она начала – вместо того чтобы держаться с достоинством и не обращать внимания на колкости Рэнсома, сама ему уподобилась! И почему только он так на нее действует? Но хватит, никому и никогда она не позволит издеваться над собой. Она все-таки Мадлен Баррингтон!

Рэнсом не отрывался от газетных страниц до тех пор, пока они не подъехали к аэропорту. Черт побери! Он не понимал ни единого слова и тем не менее упрямо продолжал держать газету в руках, используя ее как преграду между собой и этой женщиной, – а иначе он бы уж точно не выдержал и, бросив ее на сиденье, тряс бы от злости, пока у нее не отвалилась бы голова.