They'll never be good to you

Or bad to you

They'll never be anything

Anything at all.

УЛ. СВАРВАРГАТАН, 07.30

В семь двадцать восемь Давид вышел в коридор и замер в ожидании. Ровно в половину хлопнули двери лифта, и раздался тихий стук в дверь. По большому счету, все эти предосторожности были излишними — Магнус и так уже проснулся, — но когда тебе исполняется девять лет, немного таинственности не повредит.

На пороге возник Стуре, тесть Давида, с плетеной корзиной в руках. Давиду нечасто приходилось видеть тестя в чем-либо, кроме тренировочных штанов и заношенного свитера, но сегодня на нем была рубашка в оранжево-красную клетку и чуть тесноватые костюмные брюки — принарядился в честь торжественного случая.

— Стуре, сколько лет, сколько зим!..

— Да уж. Доброго утречка.

Стуре с многозначительным видом приподнял корзину.

— Ага, хорошо, — сказал Давид, — да вы проходите.

Стуре был под два метра ростом, и из-за его широченных плеч вместительная трешка показалась вдруг тесной конурой — тестю ощутимо не хватало простора. Едва войдя в прихожую, Стуре вдруг повернулся и обнял Давида. Просто привлек его к себе на несколько секунд. Не то чтобы утешить или утешиться — скорее, в знак общего горя. Давид даже не успел решить, стоит ли в ответ прижаться щекой к его груди, и только потом, когда уже было поздно, подумал, что стоило.

— Да, — произнес Стуре, — вот ведь как оно бывает...

Давид кивнул, не зная, что на это ответить. Он приоткрыл корзину. На дне свернулся маленький серый кролик. В одном углу виднелись салатные листья, в другом — пара черных катышков. Давид почувствовал резкий запах, которому предстояло вскоре заполнить всю квартиру.

Стуре вытащил кролика. Зверек выглядывал из его здоровенных ладоней, как из гнезда.

— У тебя клетка есть?

— Мама обещала привезти.

Стуре погладил кролика между ушей.

За то время, что они не виделись, нос тестя стал еще краснее, а на щеках проступила сеть кровеносных сосудов. Давид почувствовал запах виски — наверное, остатки вчерашнего перегара — Стуре ни при каких обстоятельствах не сел бы за руль в нетрезвом виде.

— Может, кофе?

— С удовольствием.

Они сели за кухонный стол. Стуре по-прежнему держал в ладонях кролика, такого маленького и беззащитного. Розовый носик его подрагивал, осваиваясь в непривычной обстановке. Высвободив одну руку, Стуре осторожно взял чашку с кофе. Они помолчали. Давид услышал, как Магнус ерзает в постели за стеной. Наверное, хочет в туалет, но боится выходить из комнаты, чтобы не испортить сюрприз.

— Еве уже лучше, — произнес Давид. — Намного. Я им звонил вчера вечером. Врачи говорят, положительная динамика налицо.

Стуре отхлебнул кофе из блюдца.

— И когда она вернется домой?

— Они пока не знают. Она еще программу реабилитации должна пройти или что-то вроде того.

Стуре молча кивнул, и Давид даже испытал неловкость за то, что говорит их языком, оправдывая их действия.

Врач-невролог, с которым он общался, объяснил, что электрическая активность, свидетельствующая о мозговой деятельности Евы, увеличивается по мере улучшения речевых и опорных функций. Судя по всему, восстанавливаются мертвые мозговые клетки — еще один необъяснимый феномен.

Когда же Давид задал тот же вопрос: когда она вернется? — невролог замялся.

— Сложно сказать, — ответил он. — Дело в том, что пока остаются некоторые... проблемы. Но лучше будет, если мы поговорим об этом завтра, при личной встрече. Это трудно объяснить по телефону.

— Какого рода проблемы?

— Ну, видите ли... Лучше, если вы все увидите своими глазами... Завтра я буду в Хедене. Там и поговорим.