– Ну да, мы планировали послать тебя в Калифорнию, – продолжал Харт, – но в последнее время я все больше и больше думаю о месте, которое у нас освободилось в Бутте, в офисе в Монтане.

И снова Покорны промолчал, но через две недели, когда Небраска уже была благополучно у них в руках, он объявился во Фресно и выковал Макговерну еще одну победу в критически важной Сентрал-вэлли, а тот пост в Бутте так и остался незанятым.

* * *

Тут я немного отклоняюсь от темы. Да уж. Плывем мы, плывем – от мотоциклов и Манкевича до Омахи, Бутта и Фресно, и где все закончится?

Суть, по-моему, в том, что на первичных и в Огайо, и в Небраске перед Макговерном впервые возникла политика удара в затылок и выстрела в пах, и в обоих штатах он оказался опасно уязвимым для подобных нападок. Грязная политика сбивала его с толку. Он был не готов к нападкам, особенно со стороны доброго старого друга и соседа Губерта Хамфри. Под конец кампании в Небраске большую часть времени на людях он проводил объясняя, что он ни в коем случае не за аборты, не за легализацию марихуаны, не за безоговорочную амнистию, а его сотрудники все больше и больше тревожились, что их кандидата заставили перейти в глухую оборону.

Это один из самых старых и эффективных трюков в политике. Каждый поденщик в этой сфере прибегал к нему в тяжелые времена. В статье об одной из первых кампаний Линдона Джонсона в Техасе его даже возвели в статус политической мифологии. Предвыборная гонка завершилась, и Джонсон начинал волноваться. Наконец, он велел менеджеру начать обширную кампанию слухов о пожизненном пристрастии своего оппонента к самоличному сбору плотских сведений о свиноматках своего амбара.

– Господи, если мы назовем его свинолюбом, нам это с рук не сойдет, – запротестовал менеджер. – Никто в такое не поверит.

– Знаю, – ответил Джонсон. – Но пусть сукин сын это отрицает.

Макговерн пока не научился справляться с такой тактикой. Хамфри снова прибег к ней в Калифорнии по иным вопросам, и снова Джорджу пришлось работать сверхурочно, отрицая идиотские, беспочвенные обвинения, будто бы 1) он планирует потопить и флот, и военно-воздушные силы вкупе со всей аэрокосмической промышленностью и 2) он заклятый враг всех евреев, и если попадет когда-нибудь в Белый дом, то тут же прекратит военную помощь Израилю и будет потирать руки, когда вооруженные русскими арабские легионы спихнут евреев в море.

Подняв эти обвинения на смех, Макговерн обозвал их «нелепой ложью» и раз за разом разъяснял свою позицию по этим вопросам, но когда вечером дня выборов подсчитали голоса, стало очевидно, что и евреи, и рабочие аэрокосмической промышленности в Южной Калифорнии проглотили наживку Хамфри. Спас Макговерна лишь давно заслуженный успех у черных избирателей, мощная поддержка чиканос и массированные промакговерновские голоса.

Это очень крепкая политическая опора, если он сумеет ее удержать, но ее не хватит, чтобы в ноябре побить Никсона, если только Макговерн не найдет какой-то способ изложить свою позицию по вопросам налогов и социального обеспечения более внятно, чем он сделал это в Калифорнии. Даже Губерту Хамфри во время их теледебатов в Калифорнии неоднократно удавалось запутать Макговерна в его собственной экономической платформе, невзирая на тот факт, что под конец кампании старческое слабоумие Хамфри было столь очевидно, что даже мне стало его жаль.

Правда жаль. Слабоумный. Больной. Невнятный. Именно так я и начинаю чувствовать себя сейчас. Столько пустых слов, но мой мозг слишком отупел, чтобы опять вытаскивать их из банка памяти. Никто в моем состоянии не в праве говорить о поведении Губерта Хамфри. Мой мозг пробуксовывает в почти беспомощном ступоре. У меня уже нет сил даже скрежетать зубами.

А потому статья закончится не так, как я планировал.