Изменить размер шрифта - +
Как мальчуган, все трогал руками, открывал ящики шкафов и коробки.
     На столе стояли три прибора. Один из них - для него. Давно уже стало - вернее, всегда было - традицией, что в Новый год он ест с Терлинком и его женой; традицией стало и то, что Йорис в этот день что-нибудь ему дарил: раньше - какую-либо вещь: серебряные часы, потом золотые, один раз пальто, другой - сберкнижку; теперь, когда Альберт превратился в молодого человека, - стофранковый билет.
     - Можете подавать, Мария.
     Через муслин занавесей пробивалось солнце, делая жару еще ощутимей.
     Тереса прочла предобеденную молитву. Альберт, даже не перекрестившись, налил себе бульону.
     Было ли ему известно, что он сын Терлинка, и не потому ли он считал, что может позволить себе все?
     Йорис часто думал об этом. Мария, неизменно угадывавшая его мысли, заверяла:
     - Клянусь вам, баас, что он никогда со мной об этом не говорил, а я, со своей стороны...
     Возможно. Альберт от природы непочтителен. И не честолюбив, как Йорис в его возрасте.
     Гордость - да! Ее в них обоих хватало - и в Йорисе, и в Альберте.
     Только у Альберта она проявлялась не в том, чтобы чего-то добиться, достичь чего-то раньше других. Она состояла в том, чтобы ничего и никого не бояться, и он гордился числом дней, проведенных на гауптвахте, а если бы пришлось, то и в тюрьме.
     - Вас хоть хорошо кормят в казармах?
     - Меня - да, потому что я провернул одну комбинацию с поваром из унтер-офицерской столовой.
     Терлинк оставался бесстрастен. Он наблюдал за молодым человеком, но не выказывал никаких чувств. Да и были ли они у него? Когда Мария объявила ему, что затяжелела, он сказал:
     - Вот и хорошо.
     И сделал все необходимое в том смысле, что на три месяца нанял другую служанку, нашел кормилицу, принял на себя все расходы. Жене без обиняков объявил:
     - Думаю, что ребенок от меня. Я помогу Марии вырастить его, но, разумеется, не признаю.
     Тереса расплакалась. Она всегда плакала, когда ей что-нибудь сообщали, а сообщали ей исключительно О несчастьях. В то время было еще неизвестно, что Эмилия неизлечима. Считалось, что она просто отстала в своем развитии. А потом почти каждое воскресенье в доме стал появляться Альберт, чересчур смышленый, озорной, хитрый. Тереса наблюдала за мужем и удивлялась, почему он не проявляет нежности к мальчику.
     Йорис никогда не был ласков с Альбертом. Он ограничивался тем, что холодно наблюдал за ним. Это был его сын, который в то же время не мог быть его сыном. Мальчик называл его "крестный". Ему объяснили, что отец его умер.
     Быть может, Терлинк думал, что если Альберт когда-нибудь выкажет себя достойным его...
     Парень шел, однако, другой дорогой. Он плохо занимался в школе, затем, отданный в ученье, стал таким же плохим подмастерьем, после чего на три года завербовался в армию. Солдатом он явно оказался таким же скверным. От каждой среды, в которую он попадал, Альберт брал только худшее.
     - Это вы раздали им всем сигары, торчавшие у них в пасти утром? - полюбопытствовал он, накладывая себе курятины. - Для рекламы, а?
     Тем хуже для него! Терлинк не сердился на то, что Альберт такой. Если хорошенько поразмыслить, Йорис был скорее даже доволен этим: кто знает, как все повернулось бы, придись ему парень по сердцу?
     Когда он отслужит свои три года, ему что-нибудь подыщут, а если он и тогда не наладится, его отправят в Конго.
Быстрый переход