- Потерянное время не вернешь.
- Работать весело - значит работать лучше".
Терлинк шел. С ним здоровались. Он делал рукой знак: "Не отвлекайтесь". Оказавшись у себя в кабинете, никого не позвал. Провел там столько же времени, сколько всегда. Отбыл номер - и конец.
Все, что его окружало, создал он, Йорис Терлинк.
И новая больница, и бойня, знакомиться с которой приезжали специалисты из Эно и даже из Брабанта. <Эно, Брабант - провинции Бельгии.> Он еще раз глянул на свой письменный стол, и пальцы его дрогнули, потому что от солнечного пятна на него повеяло чем-то далеким - он увидел Остенде, дамбу, а если быть совсем уж точным, - песок цвета светлого табака, переливчатое, но всегда палевое море, пляжные тенты, светлые платья на скамейках, прокатные шезлонги, бегающих детей, красные мячи, подкатывающиеся к ногам...
Когда он добрался до дому, навстречу ему вышла Мария:
- Доктор Постюмес наверху.
И он посмотрел на нее так, словно хотел сказать: "А мне-то что? "
С врачом он столкнулся на лестнице и почувствовал, что тому не по себе в его присутствии.
- Не думаю, что вам следует питать особые надежды, господин Терлинк, - негромко проронил Постюмес.
- Я вообще их не питаю, - цинично отпарировал он.
Терлинк явился не ко времени. После визита доктора в комнате царил беспорядок, а Марта поддерживала сестру, отправлявшую свои потребности.
- Прощу прощенья, - буркнул он и вышел.
Даже на лестничной клетке его преследовал луч солнца, которое было уже по-летнему теплым.
- Почему не подаете на стол, Мария? Чего вы ждете?
- Ничего, баас.
Пока она прислуживала ему, он исподтишка следил за ней глазами. Она отдала себе в этом отчет и на секунду забеспокоилась, в порядке ли ее одежда. Но дело было не в этом. Терлинк просто хотел во всем разобраться. А Мария вот уже двадцать лет составляла часть его жизни.
Мебель тоже. Тут были очень старые вещи, попавшие сюда из дома Юстеса де Бэнста, а не Терлинков - семьи слишком бедной, чтобы обладать интересными безделушками или хотя бы предметами обихода, которые стоило хранить. К тому же мать Йориса была еще жива.
Он так и не расслышал шагов, а Марта уже была в комнате, облокотилась о буфет и, вытащив из кармашка на переднике носовой платок, молча заплакала.
Она знала, что зять ждет, но, не в силах говорить, только мотала головой и наконец выдохнула:
- Боюсь возвращаться наверх...
Это был всего лишь нервный срыв. Марта обрела обычное хладнокровие, вытерла лицо, посмотрелась в зеркало, чтобы удостовериться, не видны ли на щеках следы слез. Потом взглянула на зятя, который ел, и стало очевидным, что она ничего не понимает, как ни пытается понять.
- Вы не подниметесь взглянуть на нее? Сегодня утром она причастилась.
- Это слово едва не вызвало у нее новые слезы. - Я не могу слишком долго оставлять ее одну.
Терлинк доел, сложил салфетку, чуть было не вытащил сигару, но вовремя сообразил, что в комнате больной лучше не курить.
Входя к жене, он был совершенно холоден, совершенно спокоен. В помещении навели порядок. Пузырьки, утварь, белье - все лежало на обычных местах.
И прежде всего обычным был тревожный взгляд Тересы, тут же впившийся в мужа. |