В этот день ей пришлось много ходить: ведь нужно было показать свои успехи батюшке и Лесияре, похвастаться!

– Умница, ладушка моя, – шепнула княгиня, поддерживая девушку в сильных объятиях. – Пойдём в сад, посмотрим на твою яблоньку!

С чахлым деревом этим летом произошли сказочные перемены. Поражённая грибком кора обновилась и стала гладкой, выросло множество новых побегов, крона стала более густой и пышной. Как и у Златоцветы, это были лишь первые шаги к выздоровлению, но это стоило отпраздновать. За обедом девушка выпила два больших кубка мёда; с непривычки этого ей хватило, чтобы основательно захмелеть. Лесияра отнесла её в постель и уложила.

– Отдыхай, яблонька. Ты заслужила сегодня праздник, умница моя...

Златоцвета то всхлипывала, то смеялась, пока не уснула. Пробудилась она поздним вечером с жуткой сухостью во рту и ощущением светлого чуда. Не сон ли ей привиделся? Нет, не сон: она смогла сесть на постели, а потом проковылять несколько шагов к столику, на котором стояла миска с малиной. Схватив лежавшую рядом ложку, девушка жадно принялась есть прохладные ягоды, и их сок сладко скатывался по горлу, прогоняя жажду. Она не сразу сообразила, что эта великолепная отборнейшая малина – не из их сада, а когда поняла, от кого этот гостинец, на глаза навернулись слёзы, а к сердцу подступила солоновато-пронзительная нежность.

А тем временем заимодавцы один за другим отстали от батюшки: кто-то выкупил его долговые расписки. Златоцвета подозревала, чьих рук, а точнее, кошачьих лап это дело: она сама перечислила княгине те имена, которые знала. Правда, в последнее время батюшка перестал с нею советоваться, и ей были известны не все его деловые связи. Впрочем, Драгута Иславич удивлялся недолго: Лесияра сама призналась, что уплатила его долги. Более того, она была готова дать ему ссуду на новое предприятие, которое оживило бы его торговлю.

– Даже не знаю, государыня, смогу ли я расплатиться с тобой когда-нибудь, – молвил батюшка. – Я уже не уверен в собственных силах... Боюсь, хватка у меня уже не та, да и удача отвернулась от меня.

– А для удачи возьми вот это, любезный Драгута Иславич, – сказала княгиня, вручая ему кулон из зелёной яшмы на золотой цепочке. – Это оберег, в который вплетена белогорская волшба, призванная помогать владельцу сей вещицы во всех его делах и начинаниях. Глядишь, и вернётся к тебе твоё былое богатство.

Долго колебался батюшка, но в конце концов обещал попробовать снова взяться за дела – тем более, что кое-какие мысли по этому поводу у него уже были, да только начальных средств он не мог изыскать, чтобы воплотить эти мысли в жизнь. С сундуком золота, полученным от Лесияры, у него такая возможность появилась.

Изобильное лето подходило к концу, и по утрам всё более острым, грустным и по-осеннему зябким было дыхание ветра. Близился день свадьбы, и в эту-то пору счастливого ожидания накрыло Златоцвету новое видение о будущем, совсем не утешительное для неё. Привиделся ей тёмный пруд, на поверхности которого колыхались две звезды: одна стояла высоко, а вторая ещё только маячила на краю неизвестности – тусклая, затянутая туманом. Когда Златоцвета открыла глаза, пруд со звёздами исчез, но видения ещё не закончились: она чувствовала это по особому звону в ушах и прохладным мурашкам, которые сопровождали эти провидческие приступы. Давненько их у неё не было... Небо хмурилось, начинался дождь; по блестящим от влаги дорожкам сада бродила женщина с печальными карими глазами, окликая Лесияру; по её щекам катились слёзы, она в отчаянии металась и звала на помощь. Златоцвета подошла к ней и спросила:

– Как твоё имя и что у тебя за беда?

Та ответила, что её зовут Ждана, и она, кажется, потеряла любовь всей своей жизни. Её выдают замуж за хорошего человека, княжеского ловчего, но она его совсем не любит, а сердце её принадлежит повелительнице женщин-кошек Лесияре.