В кольцо ударила молния, и огромный волк поднялся на задние лапы, его мышцы вдруг обрели прозрачность, открывая взгляду мощный костяк. Молния погасла, волк свалился наземь, и кольцо заполнил смрад горелого мяса. Вновь в волков ударила молния, спалив трех. Остальные выскочили за камни в относительную безопасность тумана.
Возле алтаря в золотом сиянии появился мужчина.
Он был высок и дороден, длинные черные усы переходили в коротко подстриженную седую бороду. На нем было простое одеяние из лилового бархата.
– Я бы посоветовал вам присоединиться ко мне, – сказал он, – так как, боюсь, мои чары на исходе.
Викторин спрыгнул с алтаря, Гвалчмай последовал за ним.
– Поторопитесь! Врата закрываются!
Однако искалеченная нога Прасамаккуса мешала ему двигаться быстрее, а золотистая сфера уже сжималась. Гвалчмай последовал за колдуном внутрь, но Викторин метнулся назад помочь лучнику. Задыхаясь, Прасамаккус нырнул в сияние. Викторин замялся. А оно теперь было не больше окна и продолжало сжиматься, и волки снова ворвались в кольцо. Из сияния высунулась рука и втащила в него римлянина. Словно лед обжег разгоряченное тело, Викторин открыл глаза и увидел, что Гвалчмай все еще сжимает его рукав… но только стоят они в Кэрлинском лесу над Эборакумом.
– Ты всегда безупречно вовремя, высокочтимый Мэдлин, – сказал Викторин.
– У меня было много случаев набить в этом руку, – ответил волшебник. – Ты должен пойти и доложить обо всем Аквиле, хотя ему известно, что Аврелий убит.
– Откуда? – спросил Гвалчмай. – Кто-то еще спасся?
– Известно это ему от меня, – отрезал Мэдлин. – Вот почему я волшебник, а не сыровар, невежественный ты дурень.
Гвалчмай взъярился:
– Если ты такой замечательный волшебник, то почему король погиб? Почему твои чары его не спасли?
– Я не намерен препираться с тобой, смертный, – прошипел Мэдлин, надвигаясь на дружинника. – Король погиб, потому что не пожелал слушать, но мальчик жив, потому что я увел его. А где был ты, Сторожевой Пес короля?
У Гвалчмая отвалилась челюсть.
– Туро?
– Жив, хотя не благодаря тебе. А теперь отправляйся в казарму.
Гвалчмай, пошатываясь, удалился, а к волшебнику приблизился Викторин.
– Я благодарен твоей милости за помощь. Но ты несправедливо винишь Гвалчмая. Из Дейчестера его увел я. Мы оба думали, что мальчик мертв.
Мэдлин взмахнул рукой, словно прихлопывая муху.
– Справедливо, несправедливо – какая разница?
Олух меня рассердил. Его счастье, что я не превратил его в дуб.
– Тогда бы, – сказал Викторин с холодной улыбкой, – я бы перерезал горло твоей милости. – Он поклонился и направился к казарме следом за Гвалчмаем.
– А при чем тут ты? – спросил Мэдлин у Прасамаккуса.
– Я охотился на оленей. День для меня выдался неудачный.
* * *
Прасамаккус прихромал в квадратный двор казармы, давно потеряв из виду быстрых на ногу Гвалчмая и оикторина. Сбежавшиеся мальчики начали его передразнивать, но он давно привык к насмешкам и не обратил на них никакого внимания. Здания были внушительными, но даже Прасамаккус замечал, где старая римская кладка была починена или подновлена – старая производила куда более внушительное впечатление.
Улицы и переулки были узкими. Прасамаккус прошел через двор казармы и вышел на Торговую улицу, то и дело останавливаясь, чтобы заглянуть в открытые двери лавок и поглазеть на ткани, глиняную посуду, а в угловом здании так даже и на оружие. Он рассматривал изогнутый охотничий лук, когда к нему подошел толстяк в кожаном фартуке.
– Хорошее оружие, – сказал толстяк, улыбаясь до ушей. |