– Об этом я уже догадывался, – сказал Туро. – Я имел в виду как.

– Его убил я, – сказал Кулейн. – Тогда меня звали иначе. Я был Эней, а Ахилл убил моего друга во время осады Трои. И не только убил. Он протащил его труп вокруг города, привязав за ноги к колеснице.

Он унизил человека великой доблести и причинил тяжкую скорбь отцу.

– Про Трою я слышал. Ее взяли с помощью деревянного коня, в котором спрятались вооруженные воины.

– Пусть Гомер не сбивает тебя с толку. Он просто прибегнул к игре слов. «Деревянными конями» называли бесполезные вещи или же то, что казалось не тем, чем было. К троянцам пришел человек, притворившись, что хочет предать греков, своих господ. Царь Приам поверил ему. А я – нет. Я ушел из города с теми, кто последовал за мной, и мы мечами, проложили себе путь к берегу. Позднее до нас дошли слухи, что этот человек, Одиссей, открыл боковые ворота и впустил греческих воинов в город.

– Но почему царь ему поверил?

– Приам был мечтателем и в каждом человеке видел только лучшее. Потому-то он и допустил, чтобы вспыхнула война, – увидел в Елене самое лучшее, а «лицо, что на воду спустило сотни кораблей» – принадлежало всего лишь хитрой интриганке с золотыми, но крашеными волосами. Троянскую войну задумал ее муж Менелай, а спланировала Елена. Она соблазнила Париса, сына Приама, чтобы он увез ее в Трою. А Менелай тогда обратился за помощью к другим греческим царям, чтобы вернуть ее.

– Но зачем обрекать себя на такие хлопоты ради одной женщины?

– Они пошли на это не ради женщины и не ради чести. Троя господствовала на торговых путях и облагала большими пошлинами корабли, направляющиеся с товарами в Грецию. Эту войну – как и все войны – вели ради прибыли.

– Пожалуй, я предпочту Гомера, – сказал Туро.

– Читай Гомера ради удовольствия, юный принц, но не путай его вымбюлы с подлинной жизнью.

– Почему ты сегодня такой мрачный? – спросил Туро. – Тебе нездоровится?

Глаза Кулейна блеснули, и он направился к хижине.

Туро остался стоять, но затем Воин Тумана оглянулся через плечо. Принц ухмыльнулся, убрал гладий в ножны и пошел следом. Кулейн уже сидел за столом и грел в ладонях кубок с очень крепким напитком.

– Все Гьен, – сказал Кулейн. – Я огорчил ее, сам того не желая, но она застала меня врасплох.

– Сказала, что любит тебя?

– Не будь чересчур уж умным, Туро, – отрезал Кулейн и махнул рукой, словно отметая сердитые слова. – Да, ты прав. Я был глупцом, что ничего не замечал. Но она в заблуждении. Других мужчин, кроме меня, она же не знает, вот и расписала меня до небес. Мне давно следовало бы поселить ее в какой-нибудь деревне.

– И что ты ей ответил?

– Объяснил, что видел в ней дочь и любить ее по-иному не могу.

– Почему?

– Что это еще за вопрос? В каком смысле почему?

– Почему ты не можешь сделать ее своей женой?

– Это была моя вторая ошибка. Она тоже задала мне этот вопрос. А я уже отдал свое сердце, и пока моя госпожа жива, никого другого для меня быть не может. – Кулейн улыбнулся. – Но она отвергает меня, потому что я решил стать смертным, а я не могу ее любить, пока она остается богиней.

– И все это ты сказал Лейте?

– Да.

– Неразумно! – сказал Туро. – Думаю, тебе следовало бы солгать. Я совсем не знаю женщин, но, по-моему, Лейта простила бы тебе что угодно, но только не любовь к другой.

– Я многое могу, Туро, но только не обратить вспять часы моей жизни. Я не хотел причинять боли Гьен, но так случилось. Пойди к ней, помоги ей понять.