— Они всем нужны, — сказал он, чему-то усмехнувшись.

— Потом к нам поедем? — спросил я Павла. — У меня остановишься? Женя будет рада… — Это я уж так добавил, от себя. Думал, ему будет приятно. Но Павел среагировал совсем не так, как я ожидал. Он нахмурился и угрюмо бросил:

— Нет, к тебе не поеду. Поищем другое место.

— И правильно, — сказал Миша. — Евгения Федоровна теперь в каком-то вулканическом состоянии пребывает. Вчера кондитерскими изделиями бросалась.

И кто его за язык тянет? Тем более, неправда это. Я был несколько обескуражен, но настаивать не стал. Павла переубедить трудно. А вскоре мы уже сидели за столом, уставленном всякими яствами. Котлетки, блины, овощи, гречневая каша, У отца Кассиана был отменный аппетит, не забывал он и о стопках с водкой. И говорил при этом без умолку. Но всё больше о себе, о своих достижениях. Речистости оказался редкой, почти Цицерон в рясе. Заболотный всё подталкивал в бок Павла, чтобы и он высказался по своему делу, но тот упорно молчал. Наконец, отец Кассиан сам обратил на эти телодвижения внимание.

— Чего ты его толкаешь? — спросил он. — Помню я, что вопрос какой-то у Павла, не забыл. Говори, пока время есть, а то мне на конференцию одну ехать.

— Т-ттут т-такое дело, — начал Павел, заикаясь от волнения: — Я, еще когда в госпитале лежал, после ранения — обет дал. И потом к старцам в Псково-Печерский ездил — они благословили. Словом, часовенку хочу в нашей деревне построить. У нас там была церквушка, но ее еще в шестидесятые годы, при Хрущеве, на стройматериалы растащили. Теперь пусто. Молится негде, народ потому как стадо разбредается. Богомольцы за сто верст ездят, в город. А у нас ведь и источник есть, целебный, на том месте, где церковь стояла. Так что необходима часовенка. Как воздух нужна. Я уже разрешение в епископате получил. Одно-купольную церковь построить, конечно, не осилю, а вот часовенка — в самый раз будет. Помощники в этом деле у нас в деревне найдутся. Денег нет. Вот беда главная. Власти тут не помогут, спрашивал. Вся надежда на частные пожертвования.

— Сколько нужно? — спросил отец Кассиан, нахмурившись.

— Тысячи три долларов.

— Лучше пять, — быстро вставил Заболотный, словно он подсчитал все заранее. Но я был уверен, что он впервые услышал обо всем этом здесь, за столом.

— Деньги немалые, но и не великие, — в раздумье сказал отец Кассиан. Он похлопал Павла по плечу. — Дело доброе затеял, только ведь от московской Патриархии будет часовенка твоя, да? А я с ними в контре. Они на меня столько бочек грязи вылили… Расстригой прозвали. Злопыхатели. А сами табаком торгуют, антихрист у них за печкой сидит. Они уже давно в грехах и болтовне погрязли. А я дело живое делаю, и слово божье несу. Вот в Чечню скоро отправлю целый контейнер с медикаментами. Сам тоже поеду. А они?

— Часовенка-то для людей будет, не для иерархов, — напомнил Павел. — Деревенскому мужику или бабе важно ли кто там наверху и за что борется? Какие течения в церкви. Им место нужно, где богослужение будет, где образ божий. Столица далеко, а Россия сильна провинцией. Там дух, там вера. И священники такие есть, что Москве и не снились. Истинные подвижники, последние, может быть.

— Сам таким стать хочешь? — едко спросил отец Кассиан. Павел не ответил, смутился. Зато Миша Заболотный не утерпел:

— А что, он сгодится. Из него деревенский батюшка выйдет претолковый. Старухи не нарадуются. Еще и прогремит по всей России.

— Не обо мне речь, — отрезал Павел. Он выжидающе поглядел на отца Кассиана.