Имя покойного Александра Васильевича Горского, ректора Московской духовной академии, тридцать лет бывшего преподавателем церковной истории в той же академии, обладавшего обширной церковно-исторической эрудицией, слишком хорошо известно всякому, хотя немного знакомому с богословской литературой, последнего времени, чтобы нужно было входить в объяснения с читателем, почему эта знаменитая личность может и должна быть предметом научного изучения.

О Горском, его трудах, его научном образе воззрений, его заслугах в области богословских наук, его значении в истории духовного просвещения, написано немного. Гораздо меньше, чем сколько можно было ожидать этого, принимая во внимание, что Горский был труженик науки и труженик высоко даровитый.

С своей стороны мы не имеем никаких широких притязаний, в роде например изображения Горского, как ученого со всех сторон. Подобный труд не может быть предметом небольшого этюда. Мы намерены сообщить несколько сведений о Горском, как профессоре церковной истории, на основании его собственных рукописных лекций, с которыми мы имели случай ознакомиться при разборе бумаг, оставшихся после Горского в наследство Московской духовной академии. К сожалению, для характеристики Горского мы располагаем только, так сказать, мертвым материалом: его записками по церковной истории, но мы не были слушателями его изустных чтений по указанному предмету и потому лишены возможности сказать что либо на основании живых впечатлений от его чтений.

Нужно помнить еще, что Горский не до конца своей жизни оставался профессором любимой им науки, церковной истории: лет за двенадцать до своей смерти († 1875 г.), с назначением в ректора академии, он должен был расстаться с нею и посвятить свои силы новому предмету — догматическому богословию. Поэтому его лекции не имеют в виду той церковно-исторической литературы, которая появилась в последние 10–12 лет его жизни. Многое в чтениях Горского по церковной истории дошло до нас в виде неполном, отрывочном, что зависело, кроме других случайных причин, еще и оттого, что не малая доля их вошла в его новые чтения по догматике, в качестве истории догматов, ассимилировано его новой наукой — догматическим богословием и перестало быть главой или отделом его прежних чтений по истории. После этого даже человеку, нарочито принявшему на себя труд изучить его систему, едва ли удалось бы воссоздать ее в полной целости.

Обыкновенно, когда речь идет о каком-нибудь западном церковном историке, его достоинства и заслуги оценивают сравнительно. Берется обыкновенно во внимание, что сделано в науке до времени известного историка и что нового важного сделал для науки последний. Такой метод, возможный в отношении к западным церковным историкам, не возможен в отношении к Горскому. Мы совсем не знаем: кого назвать предшественниками Горского? Разве Иннокентия Пензенского? Но он был не церковный историк, а лишь составитель учебника, — но не больше. Других же историков на Руси, которые сделали что либо важное для науки общей (древней) церковной истории мы вовсе не знаем. О Горском можно говорить только само по себе, не сравнивая его ни с кем. Так мы и думаем поступить.

Мы намерены сделать следующее: во-первых, на основании нескольких, сохранившихся до нас и просмотренных нами, вступительных его лекций, указать его общие взгляды на науку, его научные принципы; во-вторых, на основании его конспектов и самой системы его чтений, ознакомить с характеристическими свойствами его академического преподавания церковной истории, его главными научными приемами; в-третьих, наконец, к предыдущему присоединим наши личные заключения и соображения о Горском, как профессоре церковной истории. Первые два отдела составим по преимуществу на основании подлинных слов Горского, комментируя их, где это будет нужно.

Вступительные лекции по какому бы то ни было предмету знакомят слушателей с pia desideria профессора, с его идеалами, стремлениями, надеждами, желаниями.