На приборной панели не было такого тревожного сигнала, который бы сейчас не горел. Кин-Сяо понимал, что ему предстоит погибнуть, но визг сирен и рев пламени словно глушили всякую панику. Капитан надавил большим пальцем на кнопку, переключающую орудия на ручное управление огнем, и спаренные гатлинги, установленные под носом «Скапулы», начали стрелять. Пусть они не могли попасть по врагу и им даже не хватало необходимой дальности, но Кин-Сяо собирался умереть сражаясь.

Тревожные огоньки отчаянно замигали. Один из них подавала спасательная капсула, которой Кин-Сяо подумывал воспользоваться, если придется оставить «Скапулу». Жар под ногами становился почти невыносимым, из приборных панелей вырывались язычки пламени. Обзорный экран начал темнеть.

По серебряным крыльям вновь прошла рябь, и вражеский истребитель закрутился вокруг своей оси. В передней его грани открылись два темных глаза. Серебряные молнии вырвались из отверстий и, пронзив кокпит Красного Семь, разорвали «Скапулу», разлетевшуюся во вспышке огня.

Пульт управления бурлил под руками Сарпедона, когда он стрелял из основных орудий истребителя, оставляя рваные дыры в корпусе изувеченного судна, находившегося прямо перед ним.

Холодный жидкий металл просачивался в его латные рукавицы и соединял командора с кораблем. Достаточно было одной мысли, чтобы орудия истребителя пронзили пустоту болтами лазеров и плазмы. Вражеский корабль — один из тех, что применялись для сражений в открытом космосе, и являвшийся частью кордона, выставленного на самой спокойной границе охваченной войной зоны, — взорвался, разлетевшись соцветием обломков. Сарпедон пролетел прямо сквозь облака оставшегося на его месте мусора; жидкая поверхность его истребителя поглотила силу нескольких тысяч ударов.

Два серва все еще стояли за пультами управления полетом рядом с Сарпедоном, но контроль над оружием он взял на себя — ни один серв не мог разбираться в оружии и разрушениях так же хорошо, как космодесантник, воевавший уже более семидесяти лет.

Корабль Каррайдина шел первым и уничтожил три вражеских судна. Сарпедон только что ликвидировал еще два. Хотя «Скапулы» и причисляли к самым передовым технологиям Империума, они оказались слишком неповоротливыми по сравнению с инопланетным флотом Испивающих Души. А это свидетельствовало о том, в какую стагнацию впал Империум, — разработка новых технологий замедлилась до черепашьего шага. Вскоре ей предстояло совсем прекратиться, позволив ордам врагов пронестись по его землям, завоевывая и сжигая все на своем пути.

Сарпедон вызвал дисплей, информирующий о состоянии Флота. Все десять истребителей, принадлежавших Испивающим Души, оказались целы и невредимы и оставили кордон далеко позади. Судно сержанта Люко, на борту которого размещался лазарет капеллана Иктиноса, было в безопасности, двигаясь в самом центре строя, поскольку на его борту находилась их узница, Саркия Аристея. Истребитель, шедший позади остальных, вел Тирендиан — один из немногих уцелевших библиариев Ордена. Его корабль проносился сквозь поля вращающихся обломков и ни разу не оказался под огнем.

Сарпедон постоянно испытывал муки совести, когда ему приходилось лишать жизни граждан Империума. Он почувствовал их даже в момент гибели Франтиса Йенассиса. Трагедия Империума была не в том, что он стал гигантским гнездом, где плодилось зло галактических масштабов. Проблема заключалась в неисчислимых миллиардах людей, идущих в войны, начатые их властями, так, словно только в этом и было их спасение. Эти люди и были Империумом, и, если бы они только могли осознать всю ошибочность тирании, они свергли бы ее в один миг, создав на ее месте нечто такое, что по-настоящему позволит уничтожить тьму Хаоса. Но они не могли. Люди слишком близоруки и не могут увидеть, что стоит за привычной для них жизнью. Да и сам Сарпедон, как и всякий Испивающий Души, некогда был одним из самых пылких защитников Империума и верил, что само его существование входило в великий план Императора, ведущего Человечество к лучшей жизни.