Под ногой что-то чавкнуло; мысок кроссовки погрузился в подтаявшее мороженое кислотно-розового цвета, видимо, обронённое невезучим ребёнком.

   – Пустое, – отрезала Дора. – Но я расстроена. Очень расстроена. Томатный суп, рагу с кроликом, оладьи гречневые, кекс черничный – всё нетронутое. В мусорном ведре две упаковки от пиццы.

   Совесть оскалила зубы и вцепилась в ногу. Ощущение было таким реалистичным, что Летиция невольно покосилась вниз, и вовремя: оказалось, что за джинсы действительно зацепился обрывок проволоки, обмотанный вокруг фонарного столба.

   – Мне очень-очень жаль, госпожа Моретти, правда. Ко мне неожиданно пришли гости...

   – Со своей едой? – несколько смягчилась домработница.

   Гостей Летиции она не без оснований считала стихийным бедствием, хотя воочию наблюдала только депрессивно-психотическое пришествие Бэтса в один из тех редких моментов, когда они с Миной ссорились.

   – Ну... – Несколько секунд честность поборолась со здравым смыслом и, увы, победила. – Нет, я сама заказала. Простите. Мне очень-очень нравится ваша готовка, правда.

   – Но для гостей она недостаточно хороша. Понимаю.

   – Нет-нет, просто речь зашла о пицце...

   – И таймер. Мой таймер.

   Это был удар в самый центр совести. Небо, конечно, не рухнуло на землю, а твердь не разверзлась, изрыгая огнь и дым – а ведь могли бы, из солидарности с внутренним состоянием Летиции.

   "Вот ведь засада, – обречённо подумала она, застывая на месте. – Я совершенно забыла про таймер".

   – Он сломался. Нечаянно.

   – Конечно, – ответила Дора тоном, которым можно было бы наносить моральные травмы, несовместимые с жизнью. – Я куплю новый, с вашего разрешения, госпожа да Манча. И включу в месячный счёт за домашние расходы.

   – Хорошо, – убито ответила Летти. – Правда, простите.

   Но в трубке уже слышались гудки.

   Обратный путь до кафе показался вдвое длиннее прежнего. К кроссовке, перемазанной мороженым, налип сор; содранная проволокой кожа противно саднила. Уже в дверях Летиция столкнулась с официантом, который нёс чайничек со свежезаваренным чаем и пиалы, и увернулась от кипятка только чудом.

   Точнее, Белым.

   – Шики-тики, тики-шики, – разочарованно вздохнул он, замахиваясь тростью – и мягко опуская её на плечо Летти. – И на минуту не оставить тебя, о прекрасная. Снова демоны сладострастно обвили тебя, точно заклятые. Гнев какого могучего и зловещего колдуна ты навлекла на себя?

   – Всего лишь своей домработницы, – вздохнула Летиция. – И она не ведьма. Я сама виновата, надо было купить этот дурацкий таймер, а уже потом ехать развлекаться. Да и заказывать пиццу, когда целый холодильник еды... Ладно. Дора никогда не сердится долго.

   Белый склонил голову плечу.

   – Не стоит недооценивать женский гнев, о прекрасная. Но в одном ты права: всякая буря проходит. А та, что проходить не желает, пусть винит только себя за упрямство и не сетует на жестокую судьбу, что столкнула меня с нею. Ибо разве может буря тягаться с волшебником?

   – Смеёшься? – фыркнула Летиция.

   Тёмные тучи моральных терзаний, клубящиеся над самой макушкой, стали потихоньку развеиваться.

   – Смеюсь, о прекрасная, – покорно согласился Белый Лис.