— Когда это началось? — спросила Пиппа.

— Вскоре после переезда, — вздохнул Герб. — Сперва казалось, обычная интрижка, но… Но вышло иначе. Представляю, как унизительно выяснять подобное! Пиппа, деньги достанутся тебе, ты заслуживаешь самого лучшего!

— Не нужны мне деньги! Ты собираешься на ней жениться?

— Даже не знаю. В восемьдесят лет? Абсурд! Пиппа, я просто хочу жить, это мое право, а ты последние годы меня хоронишь, во рту даже привкус земли чувствуется! Ты словно ждешь моей смерти!

— Как ты смеешь так говорить?!

— Ты всегда твердила, что презираешь старость, а я ведь старик! Появилось ощущение, что ты жалеешь меня и боишься. Уже оплакиваешь, правда ведь?

— Да, я боюсь, что ты состаришься и… умрешь, это вполне нормально.

— Не желаю быть нормальным, и чтобы меня оплакивали, тоже не желаю! Я не призрак и хочу жить! Человек ведь не знает, когда умрет… А если завтра умрешь ты сама? Я хочу жить, по какому праву ты относишься ко мне как к дряхлому старику?!

— Герб, ты действительно старик, — сухо напомнила Пиппа.

Упав на диван, Герб уставился в окно, словно задумавшись о чем-то своем. На глазах Пиппы он превратился в чужака: раз — и изменился, как по мановению волшебной палочки. Тем временем Мойрины всхлипы перешли в завывания и вдруг оборвались. Пиппа услышала хриплые вздохи, затем лязг, затем глухое бум! Когда они с Гербом влетели в ванную, Мойра с окровавленными руками лежала на полу.

— Разве самоубийства одноразовым бритвенным станком совершают?! — воскликнула Пиппа и, встав на корточки, перевязала исцарапанные запястья бывшей подруги. Мойра, вся в соплях и слезах, сидела на крышке унитаза и апатично смотрела на стену.

Герб неловко переминался с ноги на ногу.

— Она была в отчаянии. — Пиппа бросила на него испепеляющий взгляд. Надо же, лицо бледное, испариной покрылось… — Мойра тебя любит, — робко добавил он.

— Тебе нужно отдохнуть, — холодно сказала Пиппа, по-прежнему ничего не чувствуя. Неужели она незаметно для себя разлюбила Герба? Нет, вряд ли: несколько часов назад сердце жаркой волной наполняло обожание. Откуда же эта пустота? Лишь неделей раньше она вдруг решила завести в офисном санузле аптечку и купила все необходимое. Сейчас, перевязывая запястья Мойры, Пиппа ощутила, как с души что-то упало, словно тяжелый ком с осыпающейся дамбы. Чувство вины! Оно упало прямо на Мойру, разбив ее вдребезги. Бедняжка не вынесла чувства вины! Казалось, лента времени прокручивается назад, назад, назад, вот пуля вылетела из головы Джиджи — и Пиппа оправдалась перед собой в предательстве и убийстве.

Полоса везения наконец оборвалась, теперь жертвой стала сама Пиппа. Чувство вины эстафетной палочкой перешло к Мойре, и в душе Пиппы воцарились опустошенность, умиротворение, покой и грусть. Она будто таяла, превращалась в тень, освобождалась от телесной оболочки, освобождалась от этой ситуации…

— Пожалуй, хватит, — поднявшись, объявила Пиппа, взяла с дивана сумочку, выскользнула из кабинета и совершенно беззвучно спустилась по лестнице. Гербу она больше не нужна. Не нужна никому… Никому на свете!

Новым курсом

На вопрос «Куда теперь?» у Пиппы имелся один-единственный ответ. Подъехав в дому Надо, она заглушила мотор и осмотрелась. На гравийной аллее стоял лишь пикап Криса. Подкравшись к раскрытому окну, Пиппа заглянула в комнату. Парень спал. Придвинув к стене керамический мухомор, она влезла на него, закинула одну ногу на подоконник, протиснулась в окно, но тут почувствовала, что вторая нога застряла.