— Такие как ты, Зверь, чисто не умеют. Не дорос еще. Поедешь вместе с Андреем и пацанов возьмете — в таких делах хрен кому довериться можно. А там по ситуации посмотрите.

Макс рывком встал со стула и направился в сторону двери, я, посмотрев на Ворона и пока Зверь не успел еще выйти из кабинета, сказал:

— Я созвонюсь с Марко, назначим встречу. Там все перетрем и замнем…

Мне не нужно было видеть лицо того, кто сейчас отдал бы все, чтобы размазать мои мозги по стенке, потому что я и так знал все, что на нем написано. Мы направлялись к своим машинам, как вдруг он повернулся и зло выплюнул:

— На всем готовом зарабатывать авторитет — особого ума не нужно да, Граф?

— Зарабатывать авторитет — твой удел, я решаю вопросы, которые затрагивают мои интересы.

— Здесь не только ты, Граф. Здесь не только твои интересы. Корона как? Не жмет нигде?

— Могу отдать — с ног не свалишься? Интересно, через сколько дней развалишь все к чертям, или ты думаешь, Леший тебя к кормушке подпустит?

— Ты что несешь? Какой, на хрен, Леший? А корону себе оставь. Ворон каждый год твоей ссылки проплатил, чтоб не замарался, не дай Бог, ручки не испачкал.

— Тот Леший, который чужими руками Царя убрал. Ну давай, удиви меня, покажи весь свой актерский талант. А Ворон вообще финансист, да, Макс? Мою ссылку оплатил, на больничку твоей маме тоже расщедрился. Ты ей спасибо успел сказать, что тебя в унитаз не слили?

Он дернулся в мою сторону. В его глазах — ярость в чистом виде. Я словно слышал, как ночную тишину прорезает скрежет его зубов, которые он сжал с такой силой, что скулы казались вытесанными из камня. Я увидел, как Зверь сунул руку в карман и понял, что он потянулся за стволом. На автомате сделал то же самое. Я знал, что он может прямо сейчас выстрелить в упор. Вот так просто. Без лишних слов и наплевав на любые последствия. Так ведет себя тот, кто вдруг почувствовал, что ему нечего терять. Макс не просто понял, что я знаю о нем все, он также понимал, что в любой момент я могу вытащить из рукава этот козырь и вся его хитроумная ловушка, которую он, как паук, плел год за годом, рассыплется. Но самая главная причина его лютой ненависти была в том, что я тронул Зверя за живое. Я почувствовал его боль настолько ощутимо, что стало трудно дышать. Наверное потому, что и сам корчился от нее годами. Это боль от того, что ты не нужен. Что ты просто пешка в чужой игре, винт адского механизма, без которого тот может остановится, только это не добавляет тебе никакой ценности. Я ударил его… сильно… больно… попав в цель. Я знал, насколько болезненными бывают воспоминания о единственном человеке, который тебя любил и которого вышвырнули на помойку, словно одноразовую салфетку.

Он приближался ко мне… Мы смотрели друг на друга и нам не нужны были слова, говорили наши глаза. Перебрасываясь взаимными хлесткими упреками, угрозами и даже сожалением, которое ни один из нас пока что не желал признавать. Направив друг на друга пистолеты, мы стояли, ожидая, кто рискнет выстрелить первым, и в этот момент услышали за спиной надрывной голос Афгана:

— Да вы совсем офонарели. А ну остыли оба… не хватало еще, чтобы вы перестреляли тут друг друга нахрен. Зачем нам макаронники, если вы и сами справитесь? Разъехались, мозги включили, а завтра в бой…

Глава 21. Макс (Зверь)

Твой брат не всегда прав, но он всегда твой брат.