-  Почему с добрым человеком не поговорить. Вы зачем это мне на шею петлю надели? - вдруг совсем другим тоном спросил он. - Вешать хотите?

    -  Не, топить тебя будем, как котенка, - ответил вместо меня Ефим и положил камень на перила моста.

    Федюня, как мне показалось, все понял. Он правой рукой вцепился в веревку и смотрел мне прямо в лицо черными невидимыми глазами.

    -  Говоришь, магистр тебя интересует? - вновь прежним, ленивым голосом спросил он. - Будет тебе магистр! Уж он тебя тепереча не оставит!

    Я почувствовал, что он что-то затевает, но не понял, что именно, Бежать Федюня не мог. Перед ним стоял я с саблей, сбоку Ефим. Оружия у него больше не было,

    -  Ну, будем разговаривать? - опять спросил я, не зная, что с ним делать дальше. Не вздергивать же его на дыбу и пытать огнем.

    -  Мы с тобой в другом месте поговорим, - неожиданно резко сказал он и, оттолкнув Ефима, вывернулся всем телом и бросился рыбкой вниз вслед за полетевшим в реку камнем.

    Мы только успели свеситься над перилами, но тут же отпрянули от поднявшихся вверх брызг ледяной воды.

    -  Чего это он? - растерянно спросил кучер. - На себя руки наложил?

    -  Нет, спастись решил, - ответил я. - Только не знает, что ты у него нож из сапога вытащил.

    -  Зачем ему нож?

    -  Веревку перерезать. Смотри вниз, если потонет, то будут воздушные пузыри.

    Мы оба, наклонясь к угольно-черной воде, ждали, чем кончится смелый побег. Спустя минуту вода под нами забурлила.

    -  Ну, вот и все, - сказал я, не снимая шапки. Пошли за лошадьми.

    Глава 10

    На хутор, где остались лошади и карета, мы вернулись на рассвете, вымокшими, замерзшими и смертельно усталыми. Хозяин, Александр Егорович, встретил нас как хороших знакомых. Он, не спрашивая, откуда у нас такой прибыток, сам расседлал верховых лошадей и отвел в свою конюшню.

    Мы с Ефимом решили не бросать в лесу коней «гайдуков» и привели их с собой. Четвертую лошадь, принадлежащую уряднику, я взять не рискнул, чтобы не наводить на наш след полицию - хлестнул кнутом, и она потрусила в сторону московской дороги к себе в конюшню.

    Как только мы вошли в просторную, чистую избу, хуторянин сразу усадил нас за стол, есть теплую, из печи, кашу, и пошел топить баню.

    Этот невысокого роста, очень крепкого сложения человек, с твердым лицом и внимательными глазами, вызывал у меня какое-то двойственное чувство.

    Я пока не мог понять, что он из себя представляет. Было похоже, что живет он здесь один, во всяком случае, других людей мы на хуторе пока не видели. Первая наша встреча была деловой и короткой - мы спешили, так что нам было не до составления представления о новом знакомом.

    Сейчас, рассматривая его жилище, я попытался понять, кто он, но не мог отнести его ни к одной известной мне социальной категории.

    -  Надо в церковь сходить, свечку на помин новопреставившихся поставить, - неожиданно сказал Ефим, переворачивая пустую миску дном вверх и отстраняясь от стола.

    -  Сходим, когда будет время, - согласился я. - Почему не помянуть, люди были достойные!

    Ефим обдумал ответ, хотел возразить, но не стал. Вскоре в избу вернулся хозяин и присел на лавку.

    -  Скоро баня будет готова, - сказал он. - А правда, что вы с Моргуном во вражде?

    -  В огороде бузина, а в Киеве дядька, - не очень вежливо прокомментировал я его вопрос.