Изменить размер шрифта - +
Тот факт, что Летти доводится Рыжему Хью кузиной, он счел не относящимся к делу и постарался свести изложение к упоминанию о некой молоденькой женщине, которую ирландец подговорил заморочить ему голову. Он надеялся, что полковник тем и удовлетворится, однако именно тут Тернвилль впервые прервал его:

— Если вы имеете в виду Летицию Фицпатрик, то она вовсе не так невинна, как вы ее нам живописуете. Ей всего семнадцать, а она уже ветеран якобитского движения и вполне самостоятельная фигура. Надо полагать, слух о своем родстве с графом Клэр она распускала, чтобы побудить половину молодых людей в Бате добиваться ее руки, надеясь использовать их в интересах ведущейся ею игры. На самом же деле единственным известным нам ее родичем является обнищавший мошенник Макклуни.

Он поднял перо, постучал им о зубы.

— Мы нашли ее гнездо, лачугу в Нижнем Бате. Давно покинутую. По-видимому, кузен, перед тем как сбежать, забрал с собой и кузину.

Хотя Джек и попытался не подать виду, для него это было ударом. Он все еще лелеял надежду после освобождения повидаться с Летти и узнать, не соврал ли ему Рыжий Хью, сказав, что она его любит. Сама по себе, вне зависимости от политических интриг или взглядов. К тому же ему казалось, что ирландец после провала даст деру, нимало не заботясь о женщинах. Он снова недооценил этого человека.

— Продолжайте, — сказал Тернвилль, поигрывая пером.

Дальше рассказ пошел о событиях в спальне. Хотя Докинс время от времени издавал рык, явно не веря ни одному слову Джека, а писец даже поперхнулся, услыхав про «слонов», и для верности раза три записал эту считалку, полковник продолжал слушать, бесстрастно глядя перед собой.

Наконец Джек умолк. Он изложил дознавателям все, как оказался в нынешнем положении, хорошо понимая, что выставил себя круглым дурнем. Но невинный дурак в конце концов может и избежать тюрьмы. А вот виновный — едва ли.

Некоторое время Тернвилль продолжал изучать какую-то точку на стене за спиной Джека.

— История еще та. Но у меня есть другая ее версия. Попроще. И гораздо короче.

Он поднял руку и принялся вести счет, загибая пальцы.

— Вы лжете. Вы виновны. Вы перешли на сторону врага. Вы якобит. Вы изменили королю Георгу.

— Но я не изменял королю. Я не якобит. Я не… перешел на сторону врага. Я не виновен ни в чем, кроме глупости. И…

Он поднялся с койки, и Докинс тут же шагнул к нему. Джек глянул на монстра. Будь что будет, но он больше не позволит этому безмозглому мордовороту пускать в ход кулаки, не получая отпора. Потом юноша посмотрел на полковника.

— Заверяю вас, сэр… я не лжец.

Тернвилль разглядывал его какое-то время, потом жестом велел подручному отойти, встал и кивнул.

— Ладно, это мы скоро проверим. И да смилуется Господь над вами, если окажется, что вы солгали, ибо… от Докинса милости нечего ждать.

Потом он ушел, следом за ним и клерк, после чего появились тюремщики, чтобы убрать стол и стулья. Когда удалились и они, Докинс вновь повернулся к узнику, но замешкался, увидев, что тот стоит спиной к стене с пустым ведром в руке.

— Ну? — сказал Джек.

Неизвестно, чем бы это все кончилось, но тут Тернвилль окликнул громилу из коридора, и монстр, издав рык, ушел.

Джек сел, неожиданно ощутив слабость в ногах. Он не помнил всего, что рассказывал, знал лишь, что это правда. В основном. И ему оставалось только надеяться, что этого наконец хватит.

 

Когда дверь открылась на пятый, как решил Джек, день его заточения (трудно было следить за временем в почти лишенном света мирке), он подумал, что это посещение ничем не будет отличаться от всех предыдущих. Раз в день один тюремщик приносил ему воду и какую-то неопределенного вида еду, а другой сторожил у двери с дубинкой или пистолетом.

Быстрый переход