— Полагаю, так оно и было… — обеспокоенно ответил Цы. — Чего я не понял, так это ваших слов о поддержании связи и о том, что я должен что-то выяснять… Что мне поручено выяснить?

— Сейчас поймешь. Хитроумие, выказанное тобою вчера, было отмечено императором, и он счел, что ты можешь быть полезен. Ты докопался до таких открытий, которые придворным судьям и во сне не снились! — Бо замолчал, как будто засомневался — стоит ли продолжать? Внимательно посмотрел на Цы, глубоко вздохнул и все-таки продолжил: — Итак! Я получил все полномочия, так что слушай меня внимательно. Слушай и забудь, что у тебя есть язык. Если ты заговоришь о том, что я расскажу, хоть с кем-нибудь, никто во всем мире не спасет тебя от возмездия. Ты все понял?

— Я буду нем, как могила, господин, — сказал Цы и тотчас пожалел о сказанном: сравнение слишком уж грозило перестать быть только метафорой.

— Я рад это слышать. — Царедворец тяжко вздохнул. — Вот уже несколько месяцев, как в Линьане поселилось страшнейшее из всех зол. Нечто сокрытое и угрожающее всех нас пожрать; быть может, оно пока еще не окрепло, однако представляет собой опасность невероятных размеров. Это смертоносно, как вторжение захватчиков, ужасно, как чума, а избавиться от этого намного сложнее. — С этими словами Бо подергал себя за седую бородку.

Цы так ничего и не понял. Из слов чиновника можно было заключить, что в этих преступлениях подозревается некое сверхъестественное создание, но осмотр всех трех трупов указывал на существо вполне земное. Цы уже хотел сказать об этом, но придворный его опередил:

— Наши стражи порядка усердствуют понапрасну. Они строят предположения, собирают улики, но это лишь сильнее запутывает дело. А когда судьям вдруг кажется, что они наконец-то напали на след преступника, этот человек либо исчезает, либо его находят мертвым. — Бо поднялся и нервно заходил из угла в угол. — То умение, что ты продемонстрировал вчера, побудило императора привлечь тебя к расследованию. Сожалею, если тебя удивили наши способы, однако в этом деле требуются стремительность и осторожность.

— Но, господин, я всего-навсего обыкновенный студент. И я не понимаю, как…

— Студент — быть может, но вот обыкновенным тебя никак не назовешь. — Бо посмотрел на юношу оценивающим взглядом. — Мы навели о тебе справки. Сам император говорил о тебе с судьей области, и тот высоко оценил твое истолкование результатов вчерашнего осмотра; судья, кстати, оказался близким другом профессора Мина. Он любезно поведал нам о твоих успехах в академии и даже открыл, что ты составляешь трактаты по судебной медицине — что свидетельствует о твоей способности к организованной работе.

Цы ощутил, как наваливается на него груз ответственности.

— Но ведь это не вся правда, господин. Люди судачат об успехах, и слухи растекаются, словно масляное пятно на воде. Но они не говорят о неудачах. Я десятки раз ошибался в своих толкованиях, а еще сотню раз замечал не более того, что заметил бы и грудной младенец. Вся моя жизнь проходит среди трупов — как же мне не видеть чуть больше других? Большинство случаев, с которыми сталкиваемся мы в академии, — это самые обыкновенные убийства: припадки ревности, драки в харчевнях, земельные распри. Любой, кто был знаком с убитым, способен вынести правильный вердикт — даже не приходя на похороны. Но теперь ведь нам противостоит не обычный убийца с одурманенными вином мозгами. Человек, совершивший эти преступления, отличается не только невиданной жестокостью: определенно, его хитрость превосходит даже его злонравие. А судьи? Они ни за что на свете не согласятся, чтобы новичок без опыта и образования указывал им, как и что делать.

— И все-таки ни один из наших судей не догадался, что мертвая женщина — это на самом деле евнух.