— Конечно.

— Бросьте мне в девятый стол. Срочно пошлите кого-нибудь из ваших офицеров в Латеранский замок, пусть там найдет человека по имени маркиз Фаронт, он расскажет подробности. Бросьте все силы, какими можете располагать, на патрулирование подводных городов — змееныши стали нападать на морских жителей…

— Да, мне докладывали… Но я, как дурной водяной, ждал вашего распоряжения… Планировать… а то и начать истребление всех поголовно? Их не так уж много, мы засекли чуть побольше двухсот… хотя, конечно, кто-то из них может прятаться в подводных пещерах, как теперь ясно, их папенька с маменькой так и делали, мы даже нашли в одной из таких пещер сброшенную кожу…

— Отстреливайте только тех, кто нападает на города, — сказал Сварог. — Да, нападения на корабли были?

— Пока нет.

— Ну что же… За остальными пока что просто наблюдайте, выясните точное количество… и планируйте истребление всех. В качестве питомцев зверинца они меня нисколечко не интересуют… хотя, конечно, пару-тройку следует непременно взять живьем для вдумчивого изучения. Когда раздадите приказы, возвращайтесь туда, — он мотнул головой в сторону зала. — Время у нас есть, не стоит раньше времени грузить людей новыми хлопотами. Пусть повеселятся как следует, коли уж выпал случай…

…Он стоял на чисто вымытой палубе жангады, ввиду некоторых обстоятельств огороженной проволочной сеткой в рост человека. Рядом, время от времени вздыхая, торчал староста, неофициальный зятек чертов, чтоб ему в неглубокой луже утонуть. Все оставалось по-прежнему: боевые корабли надежно блокировали выход из бухты, на жангаде стоял строгий порядок, чистенько, прибрано, ни следа бытового разложения…

Заложив руки за спину, Сварог смотрел на косолапившего у сетки малыша — говорить он еще не умел, но ходил более-менее уверенно. В который раз пытался развить в себе отцовские чувства, по получалось плохо: что-то такое он испытывал, но по недостатку опыта представления не имел, отцовские ли это чувства или что-то другое. Латойя, все в том же платьице из рыбьей кожи, с ожерельем из золотых монет на шее, стояла поблизости, бросая на Сварога робкие взгляды. Красивая все-таки девка — но из-за обстоятельств их знакомства Сварог ничего к ней не испытывал, даже обычного мужского желания.

— Ну, как живется? — с усмешкой спросил Сварог.

— Плохо, — сказал староста. — Уныло жить на одном месте, пусть и на воде. Злой ты все-таки человек…

— Это я-то? — искренне изумился Сварог. — Нет, конечно, я никак не добрячок, с какой стороны ни подойди… Но вот ты от меня не видел ничего плохого. Учитывая, что ты меня однажды связанного топил, в уверенности, что именно утопил. Другой на моем месте с тебя бы шкуру содрал в самом прямом смысле, или за ноги повесил — а от меня ты даже по морде не получил. И не изображай мне олицетворение печали. Живешь тут, как мышь в головке сыра — ни штормов, ни морских хищников, кормят от пуза и даже вино дают… Получше той бражки, что вы у себя гоните, если не разживетесь винишком на берегу. Вон, рожа покруглела явственно, и даже второй подбородок наметился, чего раньше не было. — И вспомнил бессмертную кинокомедию. — Чего ж тебе еще надо, собака?

— Уныло без моря…

— Переживешь, — безжалостно оказал Сварог. — Ладно, могу тебя, прохвоста, порадовать. Будет тебе скоро свобода. Только его, — он кивнул на малыша, — я непременно заберу к себе. И не перекашивай мне тут рожу. Есть правила, которые даже мне нарушать нельзя.