Разъехались ребята, особенно наиболее толковые. Потому что наш город создан, чтобы производить таланты, а его меняющиеся отцы, словно сговорившись, во все времена стремились довести их до общего знаменателя. И расцветают теперь эти литературно-музыкально-художественно-научно-экономические таланты в Париже, Нью-Йорке и даже в Москве. И расплакался тогда Витька, что врач из него, как из рыбы шашлык, а я неожиданно для самого себя очень скоро устроил его заведующим книжного магазина. И не напоминает о себе моя дубленая не без его помощи шкура, когда захожу к Пономареву за очередной партией литературы, а Витька, как само собой разумеющееся, принимает от меня в презент конфеты. Только конфеты. В громадных подарочных коробках. В память о том, что во времена его королевания именно этот шоколадный арсенал долго служил делу моего физического воспитания. Может, это мальчишество, только понимаю — не Витька причина, что я тот, кем стал. Сам во всем виноват. А отступать поздно. Да и незачем…

— Ты спишь?

— Нет, дорогая, я думал о тебе.

Почему бы не сделать женщине приятное? Тем более, что она позволила мне огромную роскошь хоть немного побыть самим собой.

— К чему все это? — начинает искать пути к отступлению Марина, — все равно у нас ничего не получится. От Вени не уйти.

Конечно, не уйти. Только тебе ведь и уходить не очень хочется, привыкла ты к роскоши, девочка, быстро привыкаешь. Но вот добровольно от нее отказаться — мало кому по силам. Клетка, зато золотая, ты ведь, наверное, уже начала считать себя наследницей Венькиных сокровищ. Женщина всегда остается женщиной, поэтому может переоценить свои возможности. Венька даже в лице меняется, рассматривая новое приобретение, слегка скользя пальцами по шероховатости холста. Разве с такой же любовью его пальцы касаются твоего тела? Нет, девочка, ты для него не любовь — привязанность, не больше. И самое главное, что понимаешь ты это не хуже меня. Куда тебе уходить? Закончишь университет — иди, работай, заколачивай свой стольник в месяц. При твоих запросах как раз на сигареты, белье и косметику, если на все это вообще зарплаты хватит. И замуж ты вряд ли захочешь, ведь деловой на тебе не женится, у них только любовницы, словно сошли со страниц «Пентхауза», жены другие, совсем другие. А за инженера ты не выйдешь, слишком хорошо к себе относишься. Понимаешь, что жить с ним глупо: будешь вкалывать, словно ломовая лошадь, ходить пешком, вечно обвешанная тяжелыми сумками и при нашем неустроенном быте к сорока годам начнешь превращаться в развалину. Но даже если ты решишь уйти, что тебя Веня так и отпустит? Долго ждать будешь. Наверное, ко мне ты сегодня так хорошо относишься, чтобы насолить ему. Поняла ли ты главное, девочка? Что не женщина ты для Вени, а всего лишь запасной вариант. Ты же по распределению не в деревенскую школу поедешь, а прямым ходом в «Интурист» отправишься. И будешь делать, что Веня скажет. И если в пробивании нового канала за рубеж ему твоя помощь понадобится даже в сексуальном варианте, он тебя, не задумываясь, к любому хронцу уложит. Потому что так дело требует, оттого что себе к тому времени очередную куклу найдет.

— Мы ничего не в силах изменить, — подтверждаю я рассуждения Марины, и по ее реакции видно, что этот человек все понимает до конца. Будь я на месте Вени, ее близко бы к себе не подпустил. Ошибся Горбунов, меня разгадал, а ее — нет. Если возникнет необходимость, с Мариной можно играть в одной команде. Но не дай Бог, чтобы такая необходимость представилась как единственный вариант.

— Мы будем видеться? — ее пальцы продолжают изучать шрам на моей груди.

Будем, конечно, будем, только в присутствии Горбунова. Здесь не место для подобных свиданий, сегодняшний случай — лишь исключение, подтверждающее, как обычно, какое-то правило.