– Набегался, дурачок? – спросил Алексей. – Вставай на колени и ползи, я тебя вытащу. Да шустрее, парень, а то прострелю тебе что-нибудь.

– Чего привязались? – процедил беглец. – Я ничего не сделал.

– А зачем бежишь, если ничего не сделал? Ты же не урка, Ходасевич, нет у тебя такого в крови – бегать от милиции в любой неясной ситуации. Раз бежишь, значит, есть грешок. Ползи, разберемся. Или прыгнуть решил? Третий этаж – пожалуй, выживешь, но кости не казенные, а? И от наказания это не спасет.

Ходасевич кусал губы, затравленно озирался. Он сам себя загнал в ловушку, мог бы и раскинуть мозгами.

– Ладно, – пробормотал он после паузы, – ваша взяла…

Он сделал шажок, хрустнул шифер – застыл, глаза чуть не выкатились из орбит. И куда полез со страхом высоты? Снова начал двигаться, практически вышел из опасной зоны.

Сзади шумели – лезли опера. Алексей шикнул на них. Ходасевич споткнулся, упал на колени, вцепившись ладонями в шифер. Пот стекал со лба. Капитан почувствовал дурноту – будто сам скользил по краю… Обошлось, Альберт поднялся на трясущихся ногах, нижняя челюсть висела, словно ни на чем не держалась. И вдруг сообразил, начал стаскивать через голову сумку! Раскачал, держа за лямку, запустил во внутренний двор. Не мое, дескать, и ничего не докажете! Клинический идиот! Здесь и доказывать не надо! Все предыдущие усилия пошли прахом. Альберт потерял равновесие, замахал руками, глаза наполнились страхом. Он упал на шифер, покатился вниз – перевалился за край. Оборвался истошный крик…

Глазам не верилось. Был человек – и нет человека. Мало им неприятностей, их должно быть больше! В горле вырос ком. И за спиной в «зрительном зале» стало тихо.

Алексей убрал пистолет, опустился на корточки, подполз к краю и вытянул шею. Пот облегчения потек со лба.

Картина предстала занимательная. Ходасевич метко упал спиной на параллельно натянутые бельевые веревки с простынями. Не сказать, что они отбросили его обратно, но заметно смягчили падение. Альберт не пострадал, если не считать психологической травмы! Веревки порвались, белье разлетелось, он судорожно икал, вращая глазами, срывал с себя причудливо закрутившийся пододеяльник. Привстал, недоверчиво ощупал себя. Бледная улыбка озарила пятнистое лицо.

Неторопливо приблизился майор Варламов, пнул преступника по руке. Тот упал. В лоб смотрел пистолет Макарова. Ходасевич застонал, молитвенно уставился в небо, сложив руки на груди. Варламов поднял голову.

– Снизойдете, Алексей Егорович? Или ждете особого приглашения? Аккуратно спускайтесь, достаточно нам одного Икара…

Помощь профессиональных медиков никому не понадобилась. Ходасевич и практикант Снегирев пребывали в шоке, но медицина в этом случае была бессильна. В отделе Лида Белозерская, подавляя икоту, обработала зеленкой ссадины практиканта. Идти в медпункт Виталик отказался наотрез. Чтобы еще и там над ним посмеялись?

– Никто не смеется, – в животе урчало, но Алексей сохранял серьезное лицо. – Если бы не ты, мы бы до сих пор бегали за Ходсевичем. Как догадался, что он побежал в это здание?

– Так оно ближе остальных, Алексей Егорович… – путано объяснил студент. – А у преступника в запасе только несколько секунд оставалось, хотел быстрее исчезнуть… Подсказало, в общем, что-то, куда бежать.

– А нас почему не позвал?

– Так вы бы меня послали…

– Да, в этом ты прав, послали бы…

День заканчивался на мажорной ноте. Заглянул подполковник Сергеев, похвалил за задержание «особо опасного преступника», но в следующий раз рекомендовал обходиться без цирка.