Она ничего не знала.
– Он мне не писал. А мама и папа не разрешали навещать его.
– Разумеется, не разрешали. – Дядя посмотрел на сарай, будто раздумывая, стоит ли продолжать. – В первую неделю он так злился, что и слова мне не сказал. На второй неделе он стал убивать всякую живность. Сначала мелких зверушек. Диких, домашних – все едино. А потом он убил моего пса. Почему он это сделал, я так и не понял. Я этого пса любил, очень любил. Он был моим лучшим другом после того, как Майерлинг умерла и я решил больше не жениться. Мальчишка перешел черту, и я должен был проучить его. Тогда я запер его в сарае в первый раз. Но не в последний.
– И все это продолжается уже четыре года? – вновь перешла на крик Тарша. – Ты запираешь его в сарае четыре года подряд?
– Приходится. Он ведет себя все хуже и хуже. Начал бросаться на меня. Однажды достал где-то нож и попытался ударить меня. С ним все сложнее становится. Он повзрослел, стал заметно сильнее. Я не хочу рисковать. Но мой брат платит мне, поэтому никуда не денешься. И его жена, твоя мама, тоже очень просит. Она его просто боится. Они как-то раз приезжали сюда, давно уже. Месяца через два после того, как привезли Таво. Они тебе рассказывали?
Нет. Они ей ничего не рассказывали о своей поездке.
– Тогда-то они и сказали мне, чтобы я никуда его не выпускал. Парень слишком опасен, чтобы возвращаться домой, слишком необуздан и непредсказуем. Мозги набекрень. Вообще не соображает, что делает. Я согласился. Подумал, что сумею достучаться до него. Со временем. Надеялся научить его работать на земле и вообще чему-то полезному. И я пытался. Даже пытался показать ему, как можно веселиться.
Мужчина помолчал, глядя куда-то вдаль, как будто погрузился в воспоминания, и на его морщинистом лице появилась странная, пугающая улыбка.
– Иногда нам с ним было хорошо. Иногда – даже весело. Я научил его нескольким играм. Все рассказал, показал. Ему понравилось. И он с радостью играл в них. Пожалуй, мы даже стали близки. – Дядя перевел взгляд на Таршу, и его лицо снова помрачнело. – Но все это в прошлом. Я больше не могу сдерживать себя. Просто не могу рисковать. Потому что он может причинить мне боль. Приходится все время быть настороже. Да, он умный, но бешеный. Слишком легко выходит из себя. Думает, что я делаю с ним что-то страшное, только это все неправда.
– А что на этот счет думают мои родители? – спросила Тарша, которая внезапно задумалась о том, что же дядя имеет в виду. В ее голосе явственно слышалась неуверенность. – Разве они не волнуются о нем?
– Они молчат, и я молчу. Они больше о себе волнуются. Ты ведь ничего не знаешь, девочка. Твой брат… он как дикий зверь. Они просто хотят, чтобы он и близко не подходил к их земле. Они что, ничего тебе не сказали?
Разумеется, не сказали. Они ничего ей не сказали о том, что здесь происходило все это время. Но теперь, по крайней мере, ей стало ясно: они не хотят, чтобы Таво вернулся. И что у них больше нет сына.
И они прекрасно понимали, что говорить об этом дочери нельзя.
– Мне нужно его увидеть, – наконец произнесла Тарша. – Пожалуйста.
Дядя начал было возражать, но передумал. Он долго молча смотрел на племянницу и наконец вздохнул:
– Ладно. Но недолго. И ты должна делать то, что я тебе скажу. Когда я открою дверь, в сарай не заходи. Ни на шаг. Не дай ему приблизиться к тебе. Он опасен, девочка. Тебе не хочется в это верить, но такова правда. Возможно, он даже не признает тебя и обидит. Так что стой рядом со мной и не двигайся. Просто поговори с ним. Если у тебя это получится.
Тарша с готовностью кивнула. Если это единственная возможность увидеть брата, значит, придется довольствоваться ею. |