— Что-нибудь не так, мадам?

Вопрос был задан на безупречном английском языке.

_____________

(*) «collection» означает не только «коллекцию», но и «сбор» — например, сбор средств, пожертвований

Миссис Харрис трудно было смутить, но мысль о том, что она вела себя грубо здесь, все-таки заставила её почувствовать себя виноватей, и она обратила к джентльмену извиняющуюся улыбку.

— Вот ведь, уставилась на вас, как на фигуру восковую, — сказала она. — Так невежливо вышло! Уж извините. Просто увидела у вас розочку в петличке; замечательно придумано! — и она пояснила: — Понимаете, я цветы очень люблю.

— Правда? — сказал джентльмен. — Это приятно.

Как бы он ни рассердился за то, что миссис Харрис беззастенчиво его разглядывала, но объяснение её было так чистосердечно и простодушно, что его гнев мигом прошёл. Он с новым интересом посмотрел на свою соседку и, разумеется, тут же увидел, что имеет дело с самым удивительным созданием — причём таким, принадлежность которого он не мог определить сразу.

— Возможно, — добавил он, — было бы лучше, если бы это действительно была роза, а не… розетка.

Миссис Харрис не поняла его замечания, но мягкий тон незнакомца сказал ей, что её бестактность прощена, и она тут же вновь повеселела.

— Тут чудесно, ведь правда? — сказала она, поддерживая разговор.

— А, и вы чувствуете атмосферу, — пожилой джентльмен озадаченно напрягал мозг, пытаясь поймать что-то, вертящееся в голове — что-то, как будто связанное как-то с его юностью и с образованием, завершившимся двумя годами в Английском университете… Он припомнил темную, холодную и мрачную комнату с потемневшими деревянными панелями стен — свою спальню и кабинет одновременно; ещё более тёмный коридор, куда выходила дверь — и ещё, когда все это вновь встало перед ним, ему вдруг ни с того ни с сего представилось ведро, стоявшее на лестнице в холле.

Живые глазки миссис Харрис наконец осмелились встретиться с глазами пожилого джентльмена. Под его суровой и даже свирепой внешностью, под седым хохолком и сдвинутыми бровями, под невыразимо белой крахмальной манишкой она почувствовала доброе тепло. Она подумала — что делает здесь этот старик? По тому, как были сложены его руки на золотом набалдашнике трости, можно было догадаться, что он здесь один. Наверно, подбирает платье для внучки, решила миссис Харрис и, сообразно своей натуре, предпочла задать прямой вопрос. Правда, любезности ради она уменьшила возможный возраст соседа на одно поколение.

— Ищете платье для дочки, да? — полюбопытствовала она.

Старик покачал головой — его дети давно разъехались в разные стороны.

— Нет, — ответил он, — просто я иногда прихожу сюда, потому что здесь я вижу прекрасные платья и прекрасных женщин; здесь я чувствую себя моложе.

Миссис Харрис понимающе кивнула.

— Ещё бы, — подтвердила она. Затем, довольная, что нашла человека, с которым можно поделиться, она склонилась к соседу и прошептала:

— А я приехала, представляете, из Лондона, чтобы купить себе платье от Диора!

Тут пожилого джентльмена осенило отчасти озарение, отчасти знаменитая французская интуиция, отчасти дополненное наконец воспоминание. Выцветшая картинка с коридором, холлом и скрипучей лестницей — и ведром на её верхней площадке — вновь предстала перед ним; но на сей раз рядом с ведром возникла фигура крупной и неопрятно одетой женщины в драном и латаном комбинезоне, в слишком больших туфлях, с медно-рыжей шевелюрой и усыпанный веснушками кожей — нераздельную владычицу щёток, мётел, швабр, веников, тряпок и вёдер.