|
Понятно, что моя бдительность была ослаблена, я устал, да еще и был нетрезв слегка. В-пятых, я опаздывал на встречу, которая и без того была назначена на достаточно позднее время, а потому спешил и нервничал: боялся, что человек, с которым я должен был встретиться, не дождется меня и уйдет, а мне и так стоило большого труда уговорить его задержаться, чтобы мы могли поговорить наедине. Заметь: только поговорить. И в-шестых, именно по этим причинам я и понял, что меня собираются ограбить, когда было уже поздно: деньги уже в руке, но еще не в кармане, и мне в поясницу упирается лезвие ножа. Тот тип нажал довольно сильно, он меня даже ранил слегка. Когда я в конце концов вернулся к себе в гостиницу и разделся, то обнаружил кровь на теле. Вот здесь, на этом месте. — И он отвернул полу пиджака и ткнул пальцем куда-то повыше брючного ремня так быстро, что никто из присутствующих не успел понять, куда именно его ранили. — Тому, кто не знает, что это такое, когда к телу прикасается острие ножа и ты понимаешь, что еще немного, одно легкое нажатие — и нож вопьется в тебя, не понять, что единственное, что в этом случае можно сделать, это выполнить все, чего от тебя требуют. И когда тот тип рявкнул: "А ну давай все сюда быстро!" — следовало тут же все ему отдать. В такие моменты начинает очень сильно колоть в паху. Удивительно, но колоть начинает именно там, а не в том месте, которому непосредственно угрожает нож, и уже отсюда, — и профессор Рико средними пальцами обеих рук указал на свой пах, хорошо еще что не ткнул в него, — это ощущение распространяется по всему телу. Заметьте: колет не в яйцах, а в паху, это разные вещи, хотя многие путают и есть даже такое выражение: "Яйца от страха поджимаются". В общем, как известно всему миру, с тех пор как земля вертится, на человека в любой момент могут напасть сзади. От этого нельзя уберечься и почти невозможно защититься. Вот и все. Тебе достаточно, или ты хочешь, чтобы я продолжил перечислять? Так я могу. Есть еще и в-седьмых, и в-восьмых, и даже в-десятых.
Диас-Варела молчал, и профессор Рико решил, что противнику нечего возразить и что спор окончен. Он обвел глазами гостиную и только тут заметил меня, детей и, кажется, даже Луису, хотя она с ним поздоровалась, когда он вошел. До этого он наверняка вряд ли обратил на нас внимание, иначе не стал бы употреблять слово "яйца" в присутствии женщин, не говоря уже о детях. — Ну и с кем тут нужно познакомиться? — спросил он непринужденно. Я поняла, что Диас-Варела замолчал и посуровел лицом по той же причине, по какой Луиса сделала три шага назад, к софе, и опустилась на нее, не пригласив прежде мужчин сесть, словно у нее вдруг подкосились ноги и она не могла больше стоять. Если еще минуту назад она весело смеялась, то сейчас ее лицо выражало глубокое страдание. Она была бледна и смотрела невидящим взглядом. Да, она действительно устроена очень просто. Она поднесла руку ко лбу и опустила глаза. Я испугалась, что она сейчас расплачется. Профессор Рико не был виноват: откуда ему знать, что несколько месяцев назад жизнь Луисы разрушила наваха — только не прикоснувшаяся к телу, а вонзавшаяся в него снова и снова, пока не насытилась. Наверное, Диас-Варела не предупредил его, хотя это странно: о чужих несчастьях обычно рассказывают сразу. Впрочем, возможно, его предупредили, но он тут же об этом забыл, ведь о нем говорили, что он удерживает в памяти только ту информацию, которая связана с далеким прошлым, запоминает факты, относящиеся к давно минувшим векам (в этих вопросах он признанный мировой авторитет), а то, что касается дней сегодняшних, выслушивает вполуха. Любое преступление, любое событие, имевшее место в Средние века или в Золотом веке, значило для него намного больше, чем то, что произошло позавчера. Диас-Варела быстро подошел к Луисе и взял ее руки в свои: — Ну, все, все. |
