А кто жаждет обезобразить лицо звезды? А все те же. Ревнивая бабенка, по принципу: раз мне не достался – так чтобы другие бабы не любили. Завистник или «мститель» – чтобы в кино не снимался, квазимодо этакий.

…Но это все мотивы личного плана, так сказать, «бескорыстного». А что с корыстными мотивами?.. Разбой сразу отметаем – ограбили Беркутова для маскировки. А если не разбой – то что? Какая корысть в том, чтобы изуродовать лицо актеру? На первый взгляд, нет в этом корысти. Но если предположить, что кто то хочет приостановить производство фильма? Например, конкурент. Пожалуй, лучшей фигуры, чем главный герой, не сыщешь… А впрочем, сыщешь, – режиссер! Режиссер – первое и главное лицо на площадке. И если вывести из строя режиссера… Стоп! А ведь режиссера то уже пытались вывести из строя.

Я вскочил. Я заходил по кабинету, аки лев алчущий. Я понял, что зацепился. Еще не нашел, но зацепился. Два нападения на ключевые фигуры. Оба замаскированы под разбой. Оба совершены на Васильевском. Исполнители – разные, но это не имеет никакого значения.

Я набрал номер капитана Петренко и он, к счастью, оказался на месте. Я сказал, что у меня есть убойная информация и нужно пообщаться.

– Убойная? – переспросил Петренко. – Ну приезжайте.

***

Петренко выслушал меня скептически.

– Несерьезно, Андрей Викторович, – сказал он.

– Почему?

– А фактов нет. Одни предположения.

– Нет, капитан, извините. Это не предположение, это, практически, версия.

Петренко поковырял в ухе спичкой, извлек ее и внимательно изучил. Потом скучно посмотрел на меня.

– Версия то она версия. Но хлипкая. Даже если предположить, что кто то действительно захотел мочкануть вашего режиссера… Если только предположить, хотя я в это не верю… Так вот, нормальный заказчик никогда не обратится к наркоманам – ненадежный народ.

Это был, конечно, аргумент. Серьезный человек к несовершеннолетним наркоманам не обратится. Если он не идиот. Я ответил:

– Сермяга в этом есть. А что, кстати, сами Скандал и Хитрый говорят?

– Дуркуют оба. Но это не беда – дожмем.

– А все таки – что говорят то?

Петренко снова запустил спичку в волосатое ухо.

– Вам это надо? – спросил он.

– Надо.

– Ну что ж. Вы на них нас вывели – имеете, так сказать, право на информацию. Сначала они вообще пошли в полный отказ: никакого режиссера не знаем, никаких часов не знаем и никакой бабы Вали не знаем… А мы им – очняк с бабой Валей. Куда деваться? Признали, что – да, продала ей часы Худокормова. Но сами никакого Худокормова не видели, на гоп стоп не брали, а, дескать, купили у какого то жлоба около метро с рук. Но – врут. Врут, бакланы. Даже договориться между собой толком не могут – в показаниях полный разнобой… Дожмем, куда денутся?

Я подумал, что, пожалуй, дожмут. Как в милиции «дожимают», я знаю. А если одного уговорят дать показания на второго (запросто уговорят – пообещают пустить по делу свидетелем), то он начнет топить подельника… Вот дело то и сшито.

– Со следаком можно поговорить? – спросил я.

– Пошли, поговоришь.

Мы вместе прошли к следователю. Следак был совсем молодой, но весь какой то дерганый. Он сидел в прокуренном кабинете и строчил бумажки.

– А, эти, – сказал следак, когда я изложил ему свое дело.