На углу под фонарем стояли два подростка. Они стояли спокойно, о чем-то болтая, но при виде их его сердце дрогнуло. Он не знал их, но был уверен, что они не с этой улицы.

Он стиснул кулаки.

Его дом был в полуквартале от фонаря. Для того, чтобы попасть домой, Хэнку надо было пройти мимо подростков. Он не замедлил шага. С крепко стиснутыми кулаками он продолжал приближаться к этим широкоплечим подросткам. Когда проходил мимо, тот, который быть чуть повыше, взглянул на него и сказал:

– Добрый вечер, мистер Белл.

– Добрый вечер, – ответил он, не останавливаясь. Он чувствовал на спине их взгляды. Добравшись до парадной двери своего дома, Хэнк заметил, что весь дрожит. Он присел на ступеньку и нащупал в кармане пачку сигарет. Дрожащими руками достал одну и, закурив, поспешно выдохнул струю дыма. Потом посмотрел на фонарь. Подростки ушли. Но дрожь все не унималась. Хэнк вытянул левую руку и смотрел, как дрожат его пальцы, потом, полный яростного презрения к себе, крепко сжал эти пальцы в кулак и ударил кулаком себя по колену.

– Я не боюсь, – говорил он себе и в этих словах для него прозвучало что-то знакомое. На секунду он закрыл глаза и опять повторил: «Я не боюсь». Его слова эхом прокатились по молчаливой улице: «Я не боюсь. Я не боюсь».

Это был один из тех удручающе жарких августовских дней, которые мертвой хваткой вцепляются в город. Люди с большим трудом двигались по улицам. От жары черный асфальт начал плавиться, так что переходить улицу стало рискованно – можно было увязнуть. В полдень, когда солнце стояло прямо над головой, во всем бетоне городских домов не осталось и кусочка тени. Блестела лишь черная смола асфальта, да мостовые белели под беспощадным солнцем. От всего этого исходило сияние, которое резало глаза.

Хэнку Белани было тогда двенадцать лет. Это был озорной, неловкий парнишка, уже на грани юношества, мальчишка, воспоминания которого о самом себе быстро стирались под действием стремительного роста. Тогда он носил маленький замочек и, если бы его спросили, зачем он его носит, вряд ли смог бы ответить на этот вопрос. Он купил этот замок в мелочной лавочке на Третьей авеню, заплатив за него двадцать пять центов. Никакой практической ценности этот замок не имел, служил лишь украшением брюк. Хэнк с гордостью носил замок в петле брючного ремня на правой стороне и с почти религиозным трепетом отпирал его каждый раз, когда ему приходилось менять брюки. Он прятал миниатюрный ключик в верхний ящик своего платяного шкафа. Для него, Хэнка Белани, этот замок был своего рода фирменным клеймом. О существовании замка никто не знал, кроме самого Хэнка. И до того августовского дня этот замок не привлекал ничьего внимания. Важным было то, что только сам Хэнк знал, что он был постоянно с ним – его неотъемлемым атрибутом.

Жара повергла всех мальчишек квартала в состояние инертности. Некоторое время они рассматривали открытки, изображающие китайско-японскую войну и жестокости японцев. Однако рассматривать открытки было слишком жарко. Они растянулись вдоль кирпичной стены бакалейной лавки и завели разговор о плавании. Хэнк лежал на боку, слегка вытянув в сторону ногу, так что замок свисал с его брюк, и ловил немигающие солнечные лучи.

Одного из ребят этой ватаги звали Бобби. Ему исполнилось тринадцать лет. Для своего возраста он был довольно высоким мальчишкой. Волосы у него были прямые и светлые, а лицо усеяно многочисленными прыщами. Он всегда проводил рукой по щекам, говоря: «Опять мне надо сегодня бриться». Остальные ребята хорошо знали, что он еще не бреется, хотя его лицо уже действительно обросло золотистым пушком. В те дни ребята еще не ведали роскоши джинсов. Зимой они носили бриджи с носками до колен, а летом – шорты. Летом ноги Хэнка были всегда покрыты болячками, как, впрочем, и ноги остальных ребят, потому что кожа и бетон не слишком хорошо уживались между собой.