— Рад, что вы понимаете создавшуюся ситуацию, Виктор Анатольевич, — учтиво сказал Туманов. — Вашу сотрудницу я отвез домой и данной мне властью посадил под замок. На нее сегодня покушались, и хорошо, что я оказался рядом. Если хотите, прослушайте всю историю целиком. О своем «чудесном прозрении» Вахромеева вам рассказала. То есть связь между нынешними убийствами и событиями семнадцатилетней давности вы улавливаете. Поэтому мой рассказ не затянется.

Он рассказывал несколько минут. Хатынский слушал угрюмо, потом вдруг начал меняться в лице, ерзать. Человеку становилось неуютно в собственном кабинете. К окончанию истории он явно начал скисать.

— Пока не понимаем, хотели ли Вахромееву устранить или похитить. Также неясно, имеет ли этот субъект прямое отношение к похищениям и убийствам. Склоняюсь к мысли, что да. Если не прямое, то опосредованное. Пора принимать решение, Виктор Анатольевич, не находите? На свою карьеру мне плевать: понизят — переживу. Но вам же не нужны оргвыводы? Это не угроза, Виктор Анатольевич, а всего лишь предложение поработать. На данный момент мы имеем два детских трупа в пятьдесят девятом, два трупа с аналогичными следами преступления в семьдесят шестом, а также сбежавшую от маньяка в пятьдесят девятом Вахромееву и ее же, едва не прибитую сегодня — предположительно тем же лицом.

— Впечатлили, Михаил Сергеевич, — подполковник недоверчиво помотал головой. — Получается, в этом деле есть ваш личный интерес. Екатерина Загорская, пропавшая в далеком пятьдесят девятом, ваша родная сестра?

— Так точно, — кивнул Туманов. — Если это уместно назвать личным интересом.

— Простите за нетактичную формулировку. Боюсь, такое не допускается. Нельзя расследовать дела, в которых потерпевшими проходят твои родственники. Страдает объективность, человек чересчур вовлечен в процесс поиска преступника, может наломать дров… Мне кажется, перед поездкой в Грибов вы не откровенничали со своим начальством о драме, разыгравшейся в вашей семье. Простите, могу перегибать, сочувствую вашей утрате…

— Я похож на необъективного невротика, Виктор Анатольевич? — Туманов невесело усмехнулся. — Давайте решать. Звоните в Красноярск, сообщайте, что я не могу вести расследование. Меня отзовут, пришлют другого или других, которые быстро наведут здесь свои порядки. В дело будут вникать долго, за это время убийства продолжатся, но это ведь не страшно, верно? Главное, соблюсти букву закона. Это мой родной город, Виктор Анатольевич, не хочу, чтобы в нем страдали люди. Вахромееву тоже придется привлекать — хотя она не только вовлеченная, но и когда-то потерпевшая. Без ее содействия дело развалится. Принимайте решение, Виктор Анатольевич.

— У вас уже есть соображения? — подполковник сглотнул.

— Отлично, я знал, что вы проявите благоразумие. Распорядитесь, чтобы оперуполномоченные и прочие службы оказывали содействие. Люди Горбанюка должны быть в курсе происходящего… я сам с ними поговорю. Проверяем все лесничества, службы заповедника, таксидермистов, мастеров по изготовлению париков и тому подобного — надеюсь, понимаете, с чем это связано. Нужно обследовать несколько мест — позднее я их назову. Человек, которого мы ищем, любит не только насиловать и убивать несовершеннолетних, но также подглядывать за работой правоохранительных органов. Боюсь, он не оставит попыток добраться до Вахромеевой. На рожон, конечно, не полезет, но не преминет воспользоваться нашей ошибкой. Поэтому ошибки недопустимы. Вахромееву лучше опекать в любое время дня и ночи.