— Вам показалось, Михаил Сергеевич. У Маргариты Павловны, если мои данные не устарели, есть муж.

— По новым данным, мужа нет. Возможно, придется понаблюдать за домом. И еще одно дело, не терпящее отлагательств: мы обязаны выявить место, где семнадцать лет назад маньяк истязал своих жертв. Милиция в пятьдесят девятом имела возможность это сделать, но не проявила усердие. Сейчас это сделать сложнее, но мы попробуем…

В епархии оперуполномоченных царило тягостное молчание. Люди безбожно переводили табачные изделия. Окна с внутренней стороны были покрыты желтым налетом никотина. Народ собирался расходиться, когда Туманов возник на пороге и потребовал минуту внимания. Сотрудники роптали, но, когда он начал говорить, стали слушать. А теперь никуда не спешили, окуривали помещение.

— Теперь вы все знаете, — закончил выступление Туманов. — По крайней мере, ровно столько же, сколько и я. Можем на «ты», если не коробит. Согласен, тезка? — повернулся он к Мишке Хорунжеву.

— Давай, — отмахнулся Миха. — Ты вроде наш, грибовский.

— За Маргариту Павловну благодарим покорно, — проворчал Горбанюк. — Не дал ей пасть смертью храбрых. Ритка баба нормальная, жалко будет, если потеряем. И в детстве такое пережила. Блин, а мы даже не знали…

— Я вообще не в курсе, что в Грибове пропадали малолетки, — буркнул Шишковский. — В те годы я еще соплей зеленой был, в Иркутске с семьей жили, в комсомол готовился вступать…

— Думаешь, работает тот же хмырь, что семнадцать лет назад? — спросил Хорунжев.

— Есть такое мнение, — Туманов помялся. — Многое указывает на это. Тот же почерк, и жертвы — школьницы от десяти до двенадцати лет…

— Ну, то, что Ритке что-то привиделось, еще не бетонный факт, — в общем-то верно заметил Шишковский. — Милиция не работает по озарениям и прояснениям. Имеется что-то материальное?

— Давайте искать, где ее держали. Найдем это место — от него и попляшем. Доподлинно известно, где патруль в пятьдесят девятом подобрал сбежавшую девчонку. Много ли она пробежала? Пусть километр или полтора. Будем проверять, что там за лесополосой. Склады, мастерские, небольшие предприятия. Не думаю, что в той местности занимались сносом или перестройкой. Найдем место, где патруль ее подобрал — от него и пойдем. Назовем это следственным экспериментом. Готовы сотрудничать, мужики?

— Он еще спрашивает, — проворчал Горбанюк. — Да за этих девчонок я готов без сна пахать. Лично бы задушил эту мразь…

— Эмоции не помогут, — отрезал Туманов. — Головы иногда охлаждайте.

— Сталкивался в Красноярске с подобными преступлениями? — спросил Горбанюк.

— Одно время, — сказал Михаил, — девушки в политехе стали пропадать, а потом их истерзанные трупы находили в лесопосадках за городом. Преступник сажал их в машину, оглушал и привозил в лес. Там привязывал к пенькам, затыкал рот, чтобы не кричали, и издевался. Наносил многочисленные удары ножом, отверткой, отрезал пальцы, куски плоти, двум жертвам выколол глаза, а глазные впадины набил глиной. Причем глаза удалял еще до наступления смерти. Жестокость в кубе. Рвало всех, кто это видел, даже опытных криминалистов. Сексуальный подтекст имел место, но без изнасилований. С живыми, бессознательными, он половые акты не совершал. С мертвыми, кстати, тоже, а то имеются такие «эстеты», некрофилами их называют.