– А потом – милиция, да, это, конечно, здорово, но вы
говорите, что вас удерживала какая-то спецслужба. Они бы наверняка отшили милицию, наболтали бы с три короба про какую-нибудь секретную
операцию, про всякие государственные тайны… Ну, вы знаете.
– У них на самом деле была какая-то секретная операция. Я не знаю, можно ли верить тому, что мне там наговорила одна девушка, но…
Филипп Петрович поощрительно покивал, и Настя в ответ пересказала ему ту дикую историю, которую ей изложили прошлой осенью капитан Сахнович
и Артем Покровский: про убийства, про какую-то подрывную деятельность и еще бог знает какой шпионский бред… Закончив, она осторожно
посмотрела на Филиппа Петровича, ожидая увидеть ухмылку или недоверие, презрение или опаску. Но вместо этого она увидела, как Филипп
Петрович интенсивно потер темные брови и сказал:
– Интересно. И что дальше?
– Дальше?
Настя попросила официантку, чтобы ей тоже принесли кружку грога.
– Ух, – сказала она, отхлебнув горячую жидкость, пахнущую корицей и еще какими-то сладкими пьянящими запахами. Наверное, кружка была
слишком большая, потому что потом у Насти заболела голова, но к этому времени она уже успела рассказать Филиппу Петровичу почти всю историю
своей жизни в доме Михаила Гарджели – от странного знакомства в ресторане «Хитроумный Одиссей» до ночного побега в тапочках по заснеженному
саду.
– Ну конечно же, – сказал вдруг Филипп Петрович и постучал себе по лбу костяшками пальцев. – Конечно же… Да…
– Что? – не поняла Настя.
– Мне надо было догадаться, – сокрушенно произнес Филипп Петрович.
– О чем?
Филипп Петрович замялся, и Настю это возмутило:
– Слушайте, ну это же нечестно! Я вам тут все выкладываю как на духу… Я тоже хочу понять, что со мной случилось! А вы сами слушаете, а мне
ничего не объясняете! О чем вы должны были догадаться? А?!
– Потише, – попросил Филипп Петрович. – На нас уже обращают внимание. Нам это надо? Сейчас я объясню… Я должен был догадаться, что вас
держат в таком месте.
– В каком – таком?
– В таком, как дом Михаила Гарджели. Я искал вас с ноября прошлого года и никак не мог найти, вот… При этом я точно знал, что вы живы… Но
следов никаких, да, а теперь понятно, почему следов никаких… Потому что вы были в этом доме.
– Понятно, – сказала Настя, озадаченно глядя на Филиппа Петровича. – То есть ничего не понятно. А вы… Вы знали Мишу?
– Виделись пару раз, – уклончиво ответил Филипп Петрович. – Да, было дело.
– Да? До того, как я… Или уже после? Как он? – Настя вдруг поняла, что ей очень хочется узнать про Михаила Гарджели. Точнее, ей очень
хочется узнать как он мучается от невосполнимой потери своей любимой невесты.
– Как он? – удивленно переспросил Филипп Петрович. – А вы… Вы не в курсе?
– Что это значит? В каком курсе?
– Настя, – вздохнул Филипп Петрович. – Это… Михаил Гарджели погиб.
– Нет, – сказала она. – Нет, не может…
В грустных глазах Филиппа Петровича было написано, что может.
– Когда? Когда это случилось?
Подпитанная алкоголем фантазия быстренько нарисовала жутко мелодраматичную картину самоубийства на почве все той же невосполнимой потери…
Но в глазах Филиппа Петровича никакого мелодраматизма не было. |