– Кто?

– Охранное предприятие, с которым мы обычно сотрудничаем, – «Милтон секьюрити».

– Хорошо, очень хорошо. Но я бы все-таки предложила вам перевезти его в какое-нибудь надежное место.

– Дело обстоит так плохо?

– Риск, во всяком случае, существует, и этого достаточно, ты согласна?

– О, да, – ответила Габриэлла. – Ты можешь прислать сюда какие-нибудь документы, чтобы я сразу же могла поговорить с начальством?

– Посмотрим, но я даже не знаю, что могу в данный момент предпринять. У нас тут… довольно серьезные компьютерные проблемы.

– Неужели ваше ведомство может себе такое позволить?

– Нет, ты права, полностью права. Я тебе перезвоню, душенька, – сказала она и положила трубку, а Габриэлла несколько секунд не двигалась с места, глядя на метель, все более злобно хлеставшую по окну. Затем достала свой «Блэкфон» и позвонила Франсу Бальдеру. Она звонила снова и снова – не только чтобы предупредить его и проследить за тем, чтобы он немедленно переехал в какое-нибудь безопасное место; ей вдруг захотелось поговорить с ним, узнать, что он имел в виду, говоря: «В последние дни я мечтаю о новой жизни».

Однако никто не знал, а если бы узнал, то не поверил бы, что Франс Бальдер был полностью поглощен попытками заставить сына нарисовать еще один рисунок, сияющий странным светом, будто из другого мира.

Глава 6

20 ноября

На компьютере замигали слова:

Mission Accomplished!

Чума громко закричал хриплым, почти безумным голосом, что было, пожалуй, немного неосмотрительно. Впрочем, соседи, если и услышали его случайно, едва ли могли догадаться, в чем дело.

Дом Чумы не слишком напоминал место для совершения переворотов в сфере политики национальной безопасности на высшем международном уровне. Он больше походил на пристанище асоциального элемента. Жил Чума на Хёгклинтавэген в Сундбюберге – крайне непрестижном районе Стокгольма с унылыми четырехэтажными домами из блеклого кирпича, а о самой квартире вообще ничего хорошего сказать было нельзя. Там не только пахло чем-то кислым и затхлым. На письменном столе Чумы, среди всевозможного хлама, валялись остатки еды из «Макдоналдса» и банки из-под кока-колы, скомканные листки с записями, крошки от печенья, немытые кофейные чашки и пустые пакетики от конфет, а если часть всего этого и попадала в корзину для бумаг, то последняя не опорожнялась неделями, и по комнате нельзя было пройти ни метра, не наступив на хлебные крошки и гравий. Впрочем, никого из его знакомых это не удивляло.

К тому же Чума обычно не принимал душ и без особой необходимости не менял одежду. Жил он целиком и полностью перед компьютером и даже в не самые напряженные периоды работы выглядел удручающе: разжиревший и неухоженный, хоть и с намеком на стильную бороду-эспаньолку. Правда, борода у него давно превратилась в бесформенный куст. Чума был огромный, как великан, кособокий и при каждом движении любил попыхтеть. Но у него имелись другие достоинства.

Прежде всего, он был виртуозным компьютерщиком, хакером, который беспрепятственно перемещался по киберпространству и имел в этой области одного-единственного достойного соперника – или в данном конкретном случае, пожалуй, следует сказать соперницу, – и сам вид его пальцев, танцующих по клавиатуре, радовал глаз. Чума был столь же легок и гибок в Сети, сколь тяжел и неуклюж в другом, более зримом мире, и пока сосед откуда-то сверху – вероятно, господин Янссон – стучал в пол, он отвечал на полученное сообщение:

Оса, проклятущий гений… Тебе надо поставить памятник!

Потом он с блаженной улыбкой откинулся на спинку кресла и попытался суммировать весь ход событий – или, на самом деле, просто немного понаслаждаться триумфом, – прежде чем выведать у Осы мельчайшие детали и, возможно, заодно убедиться в том, что она опять замела все следы.