— Наверное, мы оба были немного раздражены…

Голос ее замер, нежнейшее прикосновение губ Джефа сводило ее с ума. Шелби трепетала от желания ощутить его руки, обхватывающие, сжимающие ее грудь, его горячий рот на соске, тяжесть его тела, сминающего ее, его колени, раздвигающие ее бедра. Она чувствовала, как твердая, напряженная плоть распирает его брюки, — несомненно, Джеф испытывал те же желания, и все же что-то останавливало ее, словно он перехватил поводья и она ни над чем больше не властна.

— Подожди! — Она несмело попыталась высвободиться. Так нельзя — не сейчас!

Как истинный джентльмен, Джеф тотчас же отпустил ее, но его сверкающие глаза дразнили ее, напоминая, как легко он мог уговорить ее сдаться.

— Ты выбрала довольно-таки странную минуту, чтобы начать заботиться о своей нравственности.

— Твоя ирония хуже, чем нож!

В глазах у нее стояли слезы, когда она пошла прочь, к дожидавшемуся жеребцу. Когда он нагнал ее, Шелби прошептала:

— Я просто растерялась. Я понимаю, как ты все сделаешь правильно, но мне же больно таиться в потемках, когда весь Лондон уверен, что ты обожаешь леди Клементину.

— Ничего. — Под брюками у него все ныло от напряжения. — Ты права. Мы оба были слишком нетерпеливы.

— Быть может, тебе покажется обыкновенным, вульгарным, что я говорю об этом, и все же я — лучшая из женщин, каких тебе когда-либо выпадало счастье встретить. А теперь отвези меня домой.

Шелби подхватила свои шелковые юбки, поставила ногу в стремя и легко вскочила в седло.

Джеф тотчас же вскочил вслед за ней, сжав вожжи своими сильными, изящными руками.

— Я люблю тебя, Шелби. Тебе не нужно беспокоиться о будущем или о том, чтобы не показаться вульгарной, обыкновенной. — Он хмыкнул: — Уж как-как, а обыкновенной тебя не назовешь!

Она, уступая, вздохнула и прислонилась к его груди.

— Каждый день несет с собой столько неопределенности…

— Верь мне. Хорошо?

Смахнув слезы, Шелби кивнула; сердце ее было полно любовью.

* * *

— Я не могу остаться сегодня утром, — пожаловалась леди Клементина Бич, придерживая свою великолепную серую лошадь. Она выглядела на удивление мило в темно-синем бархатном с высоким белым воротником костюме для верховой езды; ее темные волосы были скрыты под аккуратной, маленькой шляпкой, украшенной перьями. Было уже довольно поздно, и большая часть светского общества уже покинула Гайд-Парк, так что Клементина и Бен имели возможность уединиться. — У меня назначена встреча.

Он подъехал поближе, чтобы лучше разглядеть ее лицо.

— Ну что ж, признаюсь, мне вообще не следовало бы быть здесь. Моя племянница была просто в ярости, когда вчера поздно вечером пришла ко мне в палатку. Наверное, ее выступление проходит не так гладко без меня.

— Я до сих пор еще не могу успокоиться, до вчерашнего вечера вы как-то «забывали» сказать мне о том, что вы — дядя Шелби Мэттьюз! — Она притворно нахмурилась. — А вы сказали ей, что мы с вами ездили в Виндзор и ужинали в романтическом ресторанчике?

Он слегка покраснел под своим темным загаром.

— Нет, не совсем. Я сказал, что давал вам урок верховой езды, и мы решили проехать подальше за город.

— Так ведь оно, в общем-то, и было. — Леди Клем одарила американца кокетливой улыбкой. — В любом случае не может же она ожидать, что вы будете проводить все ваше время, прислуживая ей в этом ужасном цирке, Бенджамин.

— Это не цирк…

— Все равно.