Я счастлив, как я счастлив, - все повторял молодой человек, чтобы как-то отдалить пагубные предчувствия, которые, стоило лишь зазеваться, тут же его охватывали. Тем не менее, все было далеко не так. Уже не смеялся с прежней беззаботностью и когда находился рядом с ней, то едва мог удовлетворить женщину, за исключением каких-то идеальных моментов плотского наслаждения, потому что теперешняя жизнь скорее превратилась в обеспокоенное наблюдение за человеком, здоровье которого никогда не было стабильным. Ясно осознавал хрупкость любимого создания, то и дело измеряя ритм ее дыхания. Уже почти что возненавидел так называемые «золотистые ирисы», которые на первых порах своего брака все целовал и целовал, вдохновленный восторженностью желания. Эбанисер Хоббс поощрял Лин совершать длительные прогулки на свежем воздухе, которые, несомненно, укрепляют легкие и возбуждают аппетит, но до того как она падала в обморок, едва ли удавалось сделать шагов десять. Тао не мог постоянно оставаться рядом со своей женой, как на то намекал Хоббс, потому что был обязан обеспечивать как ее, так и себя. Каждое мгновение вдали от любимой казалось ему преисполненным несчастья, временем, крадущим их взаимную любовь друг к другу. Положил в услужение своей возлюбленной всю свою фармакопею и различные познания, приобретенные за многие годы практики в медицине, но через год после родов Лин окончательно превратилась в тень той веселой девушки, какою была прежде. Муж пытался рассмешить любимую, но улыбки двоих практически всегда выходили ненастоящими.
Настал день, когда Лин уже не смогла встать с постели. Все чаще задыхалась, а основные силы уходили на кашель с кровью и попытки подышать свежим воздухом. Отказывалась есть, за исключением нескольких ложечек пустого супа, настолько были изнурительными прикладываемые к приему пищи усилия. Спала урывками и только тогда, когда немного успокаивался кашель. Тао Чьен подсчитал, что вот уже шесть недель любимая дышит с ровным хрипом, словно была всегда погружена в воду. Поднимая ее на руки, то и дело убеждался, как она теряет в весе, а душа, тем временем, сжималась от ужаса. Видел свою любимую настолько страдающей, что, казалось, пришедшая смерть должна стать облегчением, но с приходом зловещего рассвета, вновь и вновь обнимая леденящее тело Лин, он сам искренне верил, что умрет тоже. Долгий и ужасный крик, рождаемый из глубины самой земли, точно вопль вулкана, сотрясал дом и будил чуть ли не весь квартал. Прибегали соседи, грубо врывались внутрь и находили его лежащим обнаженным посреди комнаты с женой на руках и испускающим вопли. Тогда им приходилось живо отделять его от тела и удерживать вплоть до прихода Эбанисера Хоббса, который заставлял друга проглотить некоторое количество опиума, уж точно способного свалить человека с ног.
Тао Чьен, находясь в крайнем отчаянии, полностью ощущал себя вдовцом. Создал у себя дома алтарь с портретом Лин, рядом с которым разложил кое-какие свои и принадлежности любимой и в отчаянном созерцании проводил перед ним много времени. Перестал принимать своих пациентов и разделять с Эбанисером Хоббсом освоение чего-то нового и научных изысканий, основанных на их дружбе. У него вызвали отвращение советы англичанина, который стоял за принцип «клин клином вышибают». К тому же, лично он лучшим средством прихода в себя после различного рода потрясений считал посещение портовых борделей, где бы смог выбрать немало женщин с уродливыми ногами, как тот называл «золотистые ирисы», и все это вдруг разом пришло на ум молодому человеку. И как тот даже смог намекнуть на подобное заблуждение? Не существовало такого человека, кто сумел бы заменить Лин, никогда не полюбит какую-либо другую, - вот насчет чего Тао Чьен был абсолютно уверен. В это время принимал от Хоббса лишь бутылки его старого виски. Не одна неделя прошла в сонном от алкоголя состоянии до того, как у него вышли все деньги. Поэтому постепенно вынужден был продавать либо закладывать какие-то вещи, и так длилось вплоть до дня, когда уже не смог в очередной раз оплатить ренту, почему и должен был переехать в гостиницу низкого пошиба. |