В ту пору парламент сошелся снова: двенадцать седобородых, перепуганных мужей собрались в доме Нарла, — вечером, когда окончены были дневные труды. Благодаря всей этой новообретенной магии, что пожаловала из Эльфландии, в дыхании вечера ощущалось нечто нездешнее. Все до одного парламентарии, пока бежали они сломя голову от собственных натопленных хижин к кузнице Нарла, видели непоседливые огни и слышали невнятные голоса, что земле христианской никоим образом не принадлежали. Неясные тени, происхождения явно неземного, крались в сумерках: кое-кто приметил и их; и опасались селяне, что существа самые разнообразные пробрались за границу Эльфландии, дабы навестить троллей.

Парламентарии вели дебаты, понизив голос: всяк говорил одно и то же, всяк пересказывал одну и ту же повесть, повесть перепуганных детей, повесть женщин, что требовали возврата к прежним обычаям. Переговариваясь, селяне не спускали глаз с окон и щелей, ибо никто не ведал, что может появиться нежданно-негаданно.

И молвил От:

— Давайте ж, народ, отправимся к Лорду Ориону, как некогда явились мы к его деду в просторный, отделанный в алых тонах зал. Давайте скажем так: встарь жаждали мы магии, и ло! — ныне обрели ее с избытком; пусть более не занимается колдовством и тем, что от смертных скрыто.

Окруженный притихшими приятелями-односельчанами, От напряженно прислушался. Не голоса ли гоблинов передразнивают его, или всего-навсего эхо? Кто знает? Почти тотчас же все умолкло в ночи.

И молвил Трель:

— Нет. Слишком поздно.

Как-то вечером Трелю довелось увидеть правителя Эрла: один-одинешенек, тот стоял на холме, не двигаясь, и, обратив взор свой к востоку, прислушивался к чему-то, что доносилось из Эльфландии. Ни звука не раздавалось в тиши; все вокруг безмолвствовало; однако Орион стоял там, внимая зову, недоступному слуху смертных.

— Слишком поздно, — повторил Трель.

Этого-то все и боялись.

Тогда с места медленно поднялся Гук, и встал у стола. Тролли, оглашали голубятню бессвязной тарабарщиной, словно летучие мыши; поблескивали бледные болотные огни;, во мраке рыскали нездешние твари: топоток их лап то и дело доносился до двенадцати парламентариев, что собрались во внутренних покоях. И объявил Гук:

— Что до магии, мы просили самую малость, не более.

И со стороны троллей отчетливо донесся новый взрыв невнятного лепета. Парламентарии пообсуждали немного, сколько именно магии просили они в былые времена, когда Эрлом правил дед Ориона. Когда же селяне пришли-таки к определенному плану, план этот принадлежал Гуку.

— Ежели мы не в силах повлиять на правителя нашего Ориона, — подсказал Гук, — ежели взор его обращен к Эльфландии, давайте же всем парламентом поднимемся на холм к ведьме Зирундерель, и изложим перед нею наше дело, и попросим какой-нибудь амулет, что охранил бы нас от нашествия магии.

При имени Зирундерель двенадцать парламентариев снова приободри- лись; ибо ведали они, что чары ведьмы могущественнее магии блуждающих огней, и знали селяне, что нет на свете такого тролля и такого порождения ночи, что не устрашились бы ее метлы. Парламентарии снова приободрились, и залпом осушили кружки, и снова наполнили их крепким медом Нарла, и восхвалили Гука.

Было уже совсем поздно, когда парламентарии собрались расходиться по домам: поднялись и вышли они все вместе, и дорогою держались друг подле друга, и распевали древние торжественные гимны, дабы отпугнуть наводящих ужас тварей; однако легкомысленным троллям и болотным огням торжественные гимны ни малейшего почтения не внушали. Когда же от всей толпы остался только один, он припустился к дому бегом, и блуждающие огни гнались за ним до самого порога.

На следующий день селяне закончили дневные труды пораньше, ибо перспектива оказаться на холме ведьмы после наступления ночи парламентариев Эрла не особенно радовала, да и в сумерках, строго говоря, задерживаться там явно не стоило.