Изменить размер шрифта - +
Ей вспомнился Рене, и, чтобы не думать о нем, она быстро проговорила: — Пол очень славный, когда не тянет мои ноги то в одну, то в другую сторону. Он знает, что я никогда на них не встану.

— Ничего подобного он не знает, Надя, — запротестовала Марни. — Он убежден, что в твоих силах не только встать на ноги, но и пойти. Я… я думаю, ты обязана дать ему шанс.

По лицу Нади скользнуло гневное выражение, и на мгновение она стала чем-то похожа на Илену.

— Я вижу, он обсуждает меня, как… как лабораторную морскую свинку!

— Естественно, он говорит о тебе, Надя, — согласилась Марни. — Он так хочет тебе помочь. Он верит, что у тебя не ноги обездвижены, а душа. Он говорит, что, пока продолжаешь не хотеть ходить, ты не пойдешь.

— Он считает, что эта беспомощность — мой выбор? Он думает, что я играю? — В раскосых глазах Нади выступили слезы. — Неужели ты веришь в это?

— Я не верю, что ты сознательно хочешь оставаться беспомощной, Надя. Разумеется, не верю. Но мне кажется, что ты не хочешь ходить, потому что тогда надо будет признать, что твоя балетная карьера кончена.

— Все кончено. — Надя сквозь слезы смотрела на солнечный свет, заливавший парк. Она смотрела на детей, прыгавших рядом с мамами, на пухленьких птичек, устроившихся на ветках деревьев. Потом перед глазами все поплыло и она утонула в сотнях прошлых воспоминаний, когда мир, казалось, обещал так много. Когда где-то в самой глубине души она верила в то, что высокий мужчина с бронзовым от загара лицом придет к ней, возьмет в объятия и скажет о любви…

— Увези меня в клинику! — Она так лихорадочно развернула коляску, что чуть не столкнула Марии с дорожки. — Увези меня обратно! Скорее! Скорее! Я больше не могу ни минуты оставаться здесь!

Марни покатила коляску обратно к площади, на которой находилась клиника, а Надя сидела, уставившись вперед, оледеневшая в своей безнадежности. Она не ответила, когда Марни заговорила с ней, и Марни тоже захотелось заплакать. Она не хотела огорчать Надю. Больше всего на свете ей не хотелось бы причинить боль человеку, который и так ужасно страдает и телом, и душой. Дядя Ричард всегда заявлял, что у нее неосторожный язык, как же он был прав! Ох, зачем она вообще сказала, что Надаша балетная карьера кончена? Как она могла это сказать?

Она выкатила Надю из парка к дороге, слишком огорченная, чтобы помнить о том, что при ее переходе нужно быть крайне осторожной. Это была не основная трасса, поэтому машины иногда выезжали на площадь на слишком большой скорости.

Так случилось и сегодня. Марни выкатила коляску Нади на середину дороги, когда красная двухместная машина вдруг выскочила из-за поворота у клиники. Марни увидела, как машина мчится на нее и Надю, и, мгновенно собравшись, она изо всех сил толкнула коляску вперед, к безопасной обочине. В следующую секунду она услышала визг тормозов, потом одна из фар толкнула ее, словно безжалостный кулак, и она, кувыркаясь, упала. Крича от боли и страха, она упала на дорогу, и острый гравий вонзился ей в ногу.

Она не совсем потеряла сознание, потому что ее замутненный мозг все же понимал, что к ней обращается голос Эррола Денниса. Потом она почувствовала, как его руки поднимают ее с земли. Она лежала у него на плече и каким-то странным образом видела, что он совершенно побелел.

— С Надей все в порядке? — спросила она дрожащим голосом.

— Сначала я посажу вас в машину, а потом посмотрю, что с ней.

Он опустил ее на сиденье, и тут у нее потемнело в глазах, и Марни охватил приступ острой тошноты. Она пыталась сопротивляться ему, потому что должна была знать, что с Надей ничего не случилось. Ей доверили здоровье девушки, и Пол Стиллмен никогда не простит, если с Надей что-то случится…

 

 

Глава 4

 

 

Марни все продолжала повторять имя Нади, когда сознание вернулось к ней, и она поняла, что находится в хирургической клинике.

Быстрый переход