— Но по сути дела, вы что-то подозревали?

— Да, сэр, именно так. Наше внимание уже было привлечено к этому дому и к семье Хобарт, чему поспособствовало то анонимное письмо о сломанной в 1910 году шее Тадеуса Питерса. И понимаете, так получилось, что Фред Булл и я оказались на борту того же судна, что и парочка Хобартов. Так что они, да и их друзья постоянно были у меня перед глазами.

— Но вы же не считаете?..

— Нет, сэр. Может, мне и не хватает изворотливости, но я не круглый дурак. Я никогда не считал, да мне это в голову не приходило, что Дэйв Хобарт и его сестра могли иметь какое-то отношение к смерти, которая случилась семнадцать лет назад, когда они были детьми. Но вот что касается ситуации на пароходе, в ней было нечто очень смешное… но и подозрительное. Вспомним Дэйва Хобарта, вспомним, что он говорил, — и я приглашаю в свидетели вашего племянника. Справедливо, мистер Колдуэлл?

— Можно считать, что достаточно справедливо, — признал Джефф.

Теперь лейтенант Минноч снова обращался к дяде Джилу:

— Дэйв проник на борт судна в Цинциннати и уговорил капитана Джоша Галуэя хранить молчание. Но вскоре он передумал прятаться или сделал вид, что передумал, после того как в понедельник вечером у него состоялся краткий разговор с вашим племянником. Дэйв притворился, будто не знает о пребывании на пароходе своей сестры, а она тоже сделала вид, что не знает о его местонахождении. Но давайте припомним, что он сказал мистеру Колдуэллу — можно сказать, в чем он признался, — в первый же вечер на реке. Он пригласил вашего племянника в свою каюту, где раскупорил бутылку шотландского виски. Мистер Колдуэлл спросил его, в чем дело, почему он носится как вздрюченный кот или преступник в розыске. Дэйв признал, что в его жизни была женщина, и несколько раз повторил это признание. Кроме того, он сказал, что, поскольку занимался тем, чего не должен был делать, его больная совесть не дает ему покоя. И вы можете видеть…

— Да, лейтенант, — вырвалось у Джеффа, — теперь мы все видим. Что именно вы были той зловещей фигурой, которая шныряла вокруг и подслушивала!

Минноч с трудом удержался от вспышки возмущения.

— Может, у меня масса грехов, — вскинув кулак для выразительности, заявил он, — но даже мой злейший враг не назовет меня зловещей фигурой. Мне хотелось бы напомнить вам, молодой человек, что случилось в середине вечера. Вошла мисс Серена Хобарт. Помните?

— Помню.

— И тут же Дэйв, словно обороняясь, закричал, что не проронил ни слова из того, о чем непозволительно говорить. Они обменялись какими-то странными взглядами, и она сказала ему, что есть только одно дело, о котором нельзя ни говорить, ни даже намекать на него. Что это могло значить? Что это была за женщина в его жизни? Закон использует довольно неприятное слово для обозначения такого рода неприглядных дел.

— Если вы имеете в виду инцест… — начал дядя Джил.

— Да, именно инцест я и имею в виду! — воскликнул лейтенант Минноч. — Давайте правильно назовем то, с чем лично сталкивался каждый опытный коп. Обычно это случается в среде опустившихся ничтожеств из трущоб — но это совершенно не причина, почему такие вещи не могут случаться среди богатых представителей светского общества. — Он повернулся к Джеффу: — Когда в понедельник ночью, точнее, уже во вторник утром вы вернулись к себе в каюту, вы оставили эту пару в обществе друг друга. Кто возьмется рассказать, чем они занимались в оставшиеся часы? Черт побери, сэр, — обратился лейтенант к дяде Джилу, — неужели вы не признаете хотя бы возможность?

— Да, возможность я признаю. Строго говоря, это было первое, что пришло и мне в голову.