Инна кивнула головой, увенчанной огромным капроновым бантом.

Алиса была дома. Похлопала его по плечу, оглядела Инну.

– Похожа на тебя.

– А на маму, как, похожа?

– На какую маму? – спросила Алиса.

– Да на нашу же, на ее бабушку.

Алиса пожала плечами:

– Не очень. На тебя больше. Правда, есть сходство и с мадам.

С давних пор Алиса называла Лилю «мадам». Когда то Визарин обижался на нее за это, а теперь поймал себя на том, что совершенно равнодушно относится к тому, как она называет Лилю.

Он вошел в комнату, где, казалось, ничего не переменилось. Мамино кресло стояло в углу, мамина кровать была покрыта шерстяным пледом.

Правда, было одно новшество: у окна висела клетка, в ней пел, заливался щегол.

– Как, племянница, нравится птица?

– Нравится, – застенчиво ответила Инна.

– Мне тоже нравится, – сказала Алиса; взяла со стола пачку сигарет «Лайка», щелчком ловко выбила одну, чиркнула спичкой, закурила.

Все ее движения были четки, по мужски складны и одновременно небрежны.

Она затянулась, выпустила дым из ноздрей.

– Знаешь, почему мне нравится мой щегол?

Было непонятно, к кому она обращается – к брату или к племяннице.

– Придешь домой, а он поет, вроде меня ждет кто то…

– Заведи собаку, – сказал Визарин.

– Нет, баста! После Найды никого не хочу…

– Сколько ей было бы сейчас лет?

– Двадцать один.

– Сколько лет живут собаки? – спросила Инна.

– По разному, племянница, вообще то собачий предел от двенадцати до, примерно, шестнадцати, не больше…

– Как мало, – сказала Инна грустно.

– Не так уж мало, – заметил Визарин. – Ведь у собак один год за семь.

– Как один год за семь? – не поняла Инна.

– Вот, например, собаке, как тебе, восемь лет, значит, по нашему, по человечьему, ей тридцать пять, поняла?

– Нет, – сказала Инна. – Папа, сколько тебе лет?

– Сорок два.

– Сколько же это по собачьему?

– Давай помножим на семь, получается, сейчас скажу… так, значит, двести девяносто четыре года.

– Каков возраст? – засмеялась Алиса. – Солидный, племянница?

– Да, – сказала Инна. – Очень солидный.

– У вас дома имеется какая нибудь живность? – спросила Алиса.

Инна кивнула:

– Имеется. Черный кот.

Прошлой зимой Инна принесла домой крохотного черного котенка.

– Это еще что такое? – удивленно спросила Лиля.

Она относилась к животным безразлично, ни хорошо, ни плохо, а так, словно ее нисколько не интересовало, сыты они, здоровы ли или нет. Живут себе, ну и пусть живут, ей они, как она выражалась, до лампочки, лишь бы ее не трогали.

Но Инна пошла в его породу: любила и жалела все живое – собак, кошек, птиц, лошадей. Еще совсем маленькой, бывало, просила отца пойти с нею в зоопарк и там подолгу выстаивала возле каждого вольера, возле каждой клетки.

– Как что такое? – Инну искренне удивил вопрос матери. – Это котенок, разве не видишь?

– А зачем он тебе?

– Он мне очень нужен, – ответила Инна.

– Вот как, – сказала Лиля. – Почему же он так тебе нужен?

– У нашей нянечки кошка принесла пятерых котят, ребята разобрали четырех, а этого, черного, никто не хотел брать. Вот я и взяла, потому что черным котам, все говорят, плохо живется, их почему то все боятся…

Но Лиле уже наскучило слушать Иннины рассуждения, она устало махнула рукой:

– Ладно, делай как знаешь…

Кота назвали Жучок, он прижился в доме, и даже Лиля, любившая все красивое, благосклонно относилась к нему.