И нельзя за это на нее обижаться. Разве он, Визарин, в свое время не пожертвовал мамой ради Лили? Разве когда то Лиля не была для него самым важным, самым дорогим в жизни?

И мама в свой черед не обижалась на него. Она знала, придет час, и то, что сын недодал ей, он с лихвой отдаст своему ребенку. И она, его дочь, тоже когда то отдаст своему ребенку всю свою любовь и с радостью пожертвует ради него всем, чем может…

Все повторяется, все происходит последовательно, сменяя одно другим, а иначе, наверно, невозможно было бы жить…

Улучив момент, Инна торопливо обняла отца и побежала к своему очкарику, и они снова пошли вперед, позабыв обо всем и обо всех, кроме друг друга.

А Визарин повернул обратно, к дому. Уже темнело, пора было идти домой, Лиля не любила оставаться одна вечерами…

Одинокий с собакой снимет комнату за городом

Рассказ

1

Когда я еду в город, она спрашивает меня:

– Скоро вернешься?

– Не знаю, скорей всего завтра, а может быть, послезавтра, – отвечаю я.

– Не забудь пообедать, – наставляет меня дочь. – А то, я знаю, закрутишься и забудешь, а тебе это вредно. И потом, помни, что сказал доктор, после обеда походи немного, слышишь?

– Разумеется, слышу.

Она машет рукой. Аут стоит рядом с нею, глядит вслед моей машине, и мне кажется, что дочка и собака смотрят одинаково: детски беспечно, весело, мол, и жизнь хороша, и жить хорошо. И пусть всегда будет солнце!

Туся полагает, что я верю ей. Конечно, я бы верил ее радужному настроению, если бы не один случайно подслушанный разговор.

Однажды, когда уже близились сумерки, я прилег на часок в саду.

– Нехорошо засыпать под вечер, – заметила Туся.

– Почему?

– Будут сниться плохие сны.

– Пусть, – сказал я. – Зато, когда проснешься и поймешь, что это всего лишь сон, на душе сразу станет хорошо…

Она легко согласилась со мной:

– Наверно, ты прав.

Я заснул мгновенно, как провалился. Не знаю, сколько проспал, все таки, очевидно, немало, потому что, когда проснулся, кругом было уже темно, сквозь ветви березы, под которой стояла моя раскладушка, виднелись в небе далекие, еще тусклые звезды.

Я опустил руку, и она нащупала лохматую голову Аута, он лежал, как всегда, рядом со мной, стерег мой сон.

Я хотел было уже встать, как вдруг услышал Тусин голос. Должно быть, она и мать сидели на террасе, а дверь в сад была открыта.

– Все это до того, в общем, грустно…

Так сказала Туся, а то, что ответила Валя, я не слышал. Думается, что то вроде: «Перестань, не надо…»

– Как это перестань? – каждое Тусино слово ясно доносилось до меня. – Почему перестань?

– Потому что нечего себя распускать.

– Я еще когда в школе училась, уже тогда никому ничего не говорила об этом, и все годы никто не знал, что у нас случилось.

Голос ее прервался. Видно, заплакала. Я догадался, о чем она говорила. Она боялась чужой жалости, чужого сочувствия и потому никому не призналась, что мы с Валей разошлись.

Когда она училась в школе, к ней постоянно приходили друзья, и никого не удивляло, если меня не заставали дома.

– Не хочу, чтобы меня жалели…

Мне думалось, что Туся легко отнеслась к нашему разрыву. Но оказалось, я ошибся.

И теперь я лежал и слушал то, что она говорит. Голос ее прерывался от слез.

– Вы оба эгоисты, и ты, и папа!

– Никакие мы не эгоисты, – возразила Валя. – Жестоко ошибаешься, девочка.

– Нет, к сожалению, не ошибаюсь, и ты, мама, хорошо знаешь, что я говорю правду…

Я не расслышал, что сказала Валя.