– А ты, Дусенька, думала когда нибудь об устройстве своей судьбы? – спросила я.

– Конечно, думала, – ответила она. – Еще как думала в свое время. Не моя вина, что ничего у меня тогда не получилось, а теперь поезд уже ушел…

Дусенька явно кокетничала, должно быть, ей хотелось, чтобы мы все начали дружно уговаривать ее, что еще не все потеряно, поезд не ушел и она вполне может устроить свою судьбу.

Но мы молчали, а она, обождав немного, снова принялась за свое, расхваливая неких удачливых счастливиц, прибравших к рукам превосходных мужей, которые усыпают их путь розами, сплошь одними розами…

Она так упорно и долго говорила, что у меня разболелась голова и я начала понимать тех клиентов Дусеньки, которых, по ее словам, она умела уговорить застраховать все что угодно.

– Да, – заключила Дусенька свой обзор событий. – Интересные и совсем не очень старые женщины, обладающие богатым внутренним миром, в наше время на дороге не валяются, вы не находите?

Теперь уже я поняла, Дусенька явно имела в виду себя одну. Она обвела вопросительным взглядом меня и маму, нарочно минуя папу, и сама же ответила:

– Да, никогда и нигде, не правда ли?

Когда мы пили чай, Дусенька завела уже новую речь – о жалости, о том, что делать добро, жалеть, помогать следует осторожно, разумно и не забывать ни в коем случае о своей собственной пользе.

– Жалость – чувство обоюдоострое, – утверждала Дусенька. – Жалея кого то, мы тем самым наносим вред не кому другому, а только себе. Уверяю вас, мои милые, это так…

Я спросила ее, что значит делать добро осторожно?

– То и значит, – ответила она. – Ведь есть люди, которые не переносят, когда им делают одолжение, даже более того, они мстят за добро, дескать, ты мне сделал добро, а какое ты имел на это право? Стало быть, считаешь себя выше меня? А я на самом то деле куда выше, чем ты, и не желаю принимать от тебя никаких одолжений…

– Неужели бывают такие люди? – удивилась я.

– Сколько угодно, – веско изрекла Дусенька. – Я бы могла привести вам тысячи, да что там тысячи, миллион примеров…

Однако она не привела ни одного единого, а заговорила снова о какой то своей знакомой, совсем недавно вышедшей в пятый раз чрезвычайно удачно замуж.

– Она вообще всегда удачно выходила замуж, – заключила Дусенька. – Бывают такие вот избранники судьбы: им всегда и во всем везет…

– Сколько раз она выходила замуж? – спросила я. – Пять?

– А может быть, даже шесть, – ответила Дусенька. – В первый раз это случилось, когда ей было лет шестнадцать…

Она глянула на меня, должно быть, поняла, что подобный разговор не совсем для моих ушей.

– Или ей было, может, двадцать, не помню…

– Шесть раз выходить замуж, – сказала я. – Каждый раз новый муж, новые привычки, новые особенности…

– Не без этого, – согласилась Дусенька. – Ну и что? Один был лучше другого…

А мне представилась эта избранница судьбы, которая как начала с шестнадцати или с двадцати, все равно когда, выходить замуж, так и не может с тех пор остановиться. Неужели ее можно считать и вправду счастливой? Или так считает одна лишь Дусенька?

Я взглянула на маму, и мне показалось, мама думает точно так же, как и я.

После обеда Дусенька уехала. Коснулась щекой маминой щеки, дернула меня за прядь на лбу:

– Привет. Живите и радуйтесь…

Я вызвалась было проводить ее до станции, но она запротестовала:

– Еще чего! Тебе надо заниматься, а я прекрасно дойду, что я, старуха или несмышленыш?!

Холодно попрощалась с папой:

– Желаю поправиться.