|
Оно начиналось словами «Дорогая миледи», но заключительная фраза звучала великодушно: «Вы должны считать Ньюстед вашим домом, а не моим, меня же только гостем». Обрадовалась ли она его возвращению, одинокая матрона? У неё было много неприятностей за эти два года. Во время своего пребывания в Ньюстеде она из гордости старалась жить так, чтобы ничего не стоить своему сыну; на свой пенсион она могла содержать себя и служанку, на садовника уже не хватало. Она предложила Хэнсону уволить его. «Садоводство ничего не прибавляет к доходам лорда Байрона, так как в саду не выращивается ничего, что можно было бы продать». И она представила Хэнсону смету расходов:
Садовые расходы — 156 фунтов Сторож — 39 фунтов Джо Мерей — 50 фунтов Служанка — 30 фунтов Волкодав — 20 фунтов Медведь — 20 фунтов Налоги — 70 фунтов Но у неё не было 385 фунтов дохода. Что делать? «Я сократила свои расходы, насколько могла. Вот уже почти год назад я спровадила служанку. Отдала двух собак из псарни фермерам, которые держат их даром: что же касается медведя, несчастное животное внезапно околело недели две назад». Письмо, характерное для Кэтрин Гордон. Она увольняла служанку из экономии и берегла медведя до последнего дня. С тех пор, как Байрон уехал, её преследовала мысль, что она его больше не увидит. Получив его письмо из Лондона, она сказала своей горничной: «Если я теперь умру до приезда Байрона, как это будет нелепо». На этой же неделе она заболела; началось с легкого недомогания, которое благодаря её тучности и одному непредвиденному обстоятельству приняло дурной оборот. От обойщика принесли счет, который привел её в бешеную ярость; у неё сделалось кровоизлияние в мозг, и она умерла, не приходя в сознание. Байрон в это время в Лондоне препирался с Далласом и преследовал какого-то памфлетиста за оскорбление. Он собирался ехать в Ньюстед и Рочдэл, когда принесли известие о болезни матери. На следующий день, 1 августа, ему сообщили о её смерти. Он всегда верил в роковые совпадения. Рок Байронов приготовил для его возвращения самую жестокую, самую невероятную катастрофу. Дорогой он написал Пиготу: «Моя бедная мать скончалась вчера, и я еду проводить её в фамильный склеп. Последние минуты, слава Богу, были спокойны. Мне сказали, что она не очень страдала и не сознавала своего положения. Я чувствую теперь справедливость замечания мистера Грея: у каждого из нас бывает только одна мать. Да покоится она с миром». Когда он приехал в аббатство, слуги рассказали ему, отчего случился удар. Ночью горничная, миссис Бай, услышав стоны и вздохи, вошла в комнату и застала Байрона около покойницы. — Ах, миссис Бай, — сказал он, заливаясь слезами, — у меня был только один друг в мире, и я его потерял. Постоянно, даже во время самых бурных ссор, сохраняли они ощущение прочной связи, связи их родственных натур. Она умерла, и смерть, превращая человеческое существо в объект грустных и поэтических размышлений, влекла к ней воспоминания Байрона. В этот вечер он написал Хобхаузу: «Глядя на эту разлагающуюся массу, которая была когда-то существом, из которого я вышел, я спрашивал себя, действительно ли существую и действительно ли она перестала существовать. Я потерял ту, которая дала мне жизнь, и утратил многих из тех, что наполняли счастьем эту жизнь. У меня нет ни надежд, ни страха перед тем, что ждет меня по ту сторону могилы». В день похорон он не пожелал примкнуть к похоронной процессии. Стоя на пороге дома, он смотрел, как удаляется к маленькой церкви Хакнолл-Торкард тело его матери, провожаемое фермерами; потом позвал юного Роберта Раштона, с которым обычно занимался боксом, и приказал подать перчатки. Только упорное молчание и ярость, с которой он наносил удары, изобличали его чувства. |
