| В этой свинской деревушке несколько сотен пятачков. И вон, Светка говорит, людей-мутантов в загоне держат. В общем, то, что они разумны — повод, чтобы их не есть. Ну, если совсем всё хреново не будет, и с голоду не начнёшь помирать. В таком состоянии и осьминога съешь, и даже краба жуткого какого-нибудь. С мучениями и прочим, но съешь, голод, он — не тётка. Но разумность — совершенно не обязательно миролюбивость. А свинина здоровенная, клыкастая, и её много. И если пятачки нас заметят — могут и свинствовать начать, вплоть до попыток нас убить. Так что, благо расстояние позволяло, выдал я перед выходом Мопсу ЦУ: быть готовым к тому, чтобы рвануть Вездетанком по команде к нам, свинину всяческую всем установленным оборудованием изводя. Ну и ближайшие сосны поспиливать, в нашем направлении. Заготавливать промышленными масштабами их некому, так что со временем новые вырастут. Хотя и не самый красивый подход выходил, конечно. А после выдвинулись мы, всё так же почти бегом, к наблюдательному холму. Заняли позицию, стали наблюдать, а Светка ещё и слушать. И да, заметил я загон, причём не один, а несколько. Хотя загонами они являлись весьма условно. Четверорукие мутанты по кронам деревьев на зависть любой обезьяне скакали, а тут — пара жердин и кривоватые подпорки, удерживающие крышу из сухой травы и листвы. В общем — чёрт знает, какую роль некогда бывшие людьми занимали в свинском социуме, но ролью этой они не тяготились. Ну и вряд ли их жрали и совсем уж жестоко эксплуатировали, ничего не давая взамен. Убежали бы, гарантированно. А так, как есть — сидели себе спокойно, делами своими занимались (в большинстве своём — не самыми аппетитными, даже не поймёшь, то ли триба дикарей, то ли стая обезьян). Так что глазеть на четвероруких прекратил и стал наблюдать за свинотами. И Светка была права: на чёрно-серой, лоснящейся шкуре практически каждой свиньи были именно татуировки! Причём не чёрно-синие, а разноцветные, довольно яркими красками. Я бы даже за рисунок принял, но буквально у меня на глазах здоровенный хрюн стал чесать изукрашеный какими-то яркими узорами бок об сосну. Долго чесал, с наслаждением на свинской морде, похрюкивал, небось, от удовольствия. Даже самому почесаться захотелось… В общем, слой шкуры хрюн об сосну счесал точно, и будь картинки краской — счесались бы и они, гарантированно. А тут, когда свинот повернулся и стал чесать другой бок, картинки только ярче стали. А в остальном — ходили по улицам, перехрюкивались друг с другом. Несколько свинот даже что-то мастерило, далеко, не понять, но уже виденным мной в электрозрении способом: один хрюн пялился на передние копыта другого, нахрюкивая, что делать. А потом выхрюкали пару четвероруких. которые с видимой неохотой припёрлись, но сделали что-то руками со свиной поделкой. И, видимо, симбиоз в определённом смысле, потому что за свои действия четверорукие получили от свинин какую-то еду. Вроде бы — плоды, но точно не видно. Тут же слопали, один четверорук посеменил в загон. А второй слопал, начал руками размахивать и орать. Что-то типа “Ма-а-а-а!” аж до нас донеслось, несмотря на расстояние. Видимо, не удовлетворился объемом вознаграждения за труды и стал требовать со свинот больше. Но тут один из хрюнов просто тыкнул крикуна пятаком (но не клычинами, клычинами он бы четверорукого точно прибил) в пузо, уронив на землю. Четверорукий на земле повалялся, головой помотал и уже без криков понуро попёрся к загону. В общем, выходило, что четвероруких никто силком не держит, а используют их руки в самом прямом смысле слова. Нанимают, можно сказать, за еду. Потому что четверорукие очевидно деградировали до того уровня, когда развитые конечности не давали достаточного конкурентного преимущества. Ну а свиноты, вот конкретно местные, наоборот, развились до полноценно разумных, но не имели инструмента этот разум проявить, в виде конечностей. И приспособили мутировавших и деградировавших людей как полезную домашнюю скотину. |
