— Может, это была не совсем кошка? — с сомнением протянул Вальтер. — А скажем, гибрид обезьяны и кошки?

— Боевая кошка русских! — не унимался заряжающий. — Что ж я, совсем слепой?

— Генрих! — изумился майор. — Вслушайся, что ты несешь?

— Никак нет! — рявкнул Диц. — Не несу, герр майор. Посудите сами, мы ее с Гансом сколько времени не могли скрутить. Она несколько раз пнула меня головой и совершила попытку укушения в районе седалища. Хорошо еще, что глаза не повыцарапала…

— Хорошо, что она тоже не была обвязана гранатами, — вставил до сих пор молчавший Ганс.

— Ну, это вполне объяснимо, — сказал Вальтер. — Это гораздо более ценный кадр, явно владеющий боевыми искусствами, и было бы неразумно пускать его в расход. Такие силы нельзя использовать как одноразовую салфетку.

— Майн Готт! — возвел глаза к небу Дитрих.

— Если бы она сама не вышмыгнула из танка, — упрямо продолжал Генрих, — нам бы туго пришлось. Такая прилипучая, зараза…

Майор понял, что ситуация вышла из-под контроля и приближается к абсурду и что его задача как главнокомандующего — немедленно прекратить обсуждение, пока еще хоть кто-то остался в здравом уме и твердой памяти.

— Ладно, ладно! — строго, но добродушно произнес он. — Хватит рассуждать! Наше дело не рассуждать, а воевать, с чем мы на данный момент справляемся неважно. Белохатки до сих пор не взяли, а ведь они были под самым носом. Что я буду в штабе докладывать? Что на мой танк красноармейцы сеть набросили и уволокли к себе в тыл для забавы? И что патриотически настроенная русская кошка чуть было не взяла в плен экипаж из пяти человек, но нам крупно повезло — и она убежала в лес охотиться на мышей? Чтобы Сталин рассказал анекдот Жукову и Ворошилову: в наших лесах не только русские медведи, но и секретные танки фюрера развелись, не отправиться ли нам, господа, на охоту?! Да, мы остались без поддержки! Да, мы остались без связи! Но мы до сих пор живы, и у нас хватит боеприпасов, как сказал Генрих, Москву сокрушить. Значит, фюрер надеется на нас и ждет выполнения поставленной задачи. — Он расстегнул воротник и крепко потер ноющую шею. — К тому же здесь красиво, и мне тут нравится… воевать.

Ганс, которого пережитые волнения сделали не в меру саркастичным, счел возможным съязвить:

— Вы, господин майор, надеетесь красивыми русскими лесами до Москвы добраться? Так ведь в них не только бурые медведи и немецкие танки скрываются. Вы сами говорили: от лесов держимся подальше, ибо лес — рассадник партизанской заразы.

— Ганс, ты же в закрытом танке — расслабься! — попытался разрядить обстановку Клаус.

К тому же ты у нас самый смелый, с тобой рядом уже не страшно!

— С закрытым верхом… — пробурчал Ганс, — вот попадешь в партизанскую засаду, тогда сделают тебе открытый верх.

— Довольно вам ссориться, — прикрикнул Дитрих. — Мы в лесу ненадолго. Наберем воды и обратно в степь. Пить небось все хотят, а? Или только я один?

Экипаж промолчал, но молчание было выразительное и красноречивое.

— То-то же, и нечего ворчать. Вы солдаты, а не дамы в очереди за маргарином.

Нана-Булуку пребывал в растрепанных чувствах.

Чудовищный зверь, которого так ловко поймали в сеть его охотники, оказался на поверку не вкусным, а коварным и подлым противником. Вначале он вроде бы испугался нападения и издавал жалобные звуки при каждом метком попадании камня или стрелы. Он оцепенел на месте и не делал никаких попыток сбежать или сопротивляться.