Большого болотного плевуна боялись панически. Даже известные своей склонностью к самопожертвованию во имя процветания и развития науки ученые мужи из Шеттского университета не смогли описать это животное. Их перу принадлежали энциклопедии и учебники о драконах и циклопах, коварных каннибалах и злобных хаббсах; они рассмотрели и описали прожорливых жарликов, пульчазную вульсянтию, Лысеющего Выхухоля Хвадалгалопсу и даже Хваталку-Проглота Шахуху — существо, отнюдь не склонное к сотрудничеству, — но плевун им не дался.

Прицельно заплеванный приват-доцент Шеттского университета был вынужден прервать свое наблюдение за мерзкой тварью уже на шестнадцатой минуте — и эти шестнадцать минут он вспоминал потом всю оставшуюся жизнь

Одним словом, в тот момент, когда Дитрих приподнимал крышку люка, выбираясь наружу, и Нана-Булуку был уже на волосок от цели, плевун принюхался к ароматам, исходившим от вождя бруссов, естественно, обиделся, надул щеки, набрал полную пасть слюны, вытянул рот длинной трубочкой и виртуозно плюнул.

Клейкая масса залепила все лицо и грудь Нана-Булуку, после чего Кривоногий Медведь, лишенный даже возможности сыпать проклятиями, напрочь забыл о диковинной твари, начихал на ловчую сеть и вплотную занялся собой.

Вот почему, когда отдышавшиеся варвары вернулись на место неудавшейся охоты посмотреть, что стало с их добычей, они оказались вынуждены отковыривать от своего вождя липкое месиво, и это занятие настолько захватило их, что о преследовании чудовища речь уже не шла. К тому же и самая лучшая ловчая сеть племени была безнадежно испорчена: ее обрывками было усеяно все вокруг. Зубы чудища перерезали поваленное дерево на две части, и место среза говорило о том, что клыки у него острые как бритва, гораздо острее ножей и топоров бруссов. А вдавленная и вывороченная почва и сломанные по обе стороны широкой просеки кусты — след, оставленный бронированным зверем, — прозрачно намекали на то, что тварь эту лучше оставить в покое и заняться более безопасным делом — грабежами и убийствами уппертальцев.

Что до Нана-Булуку, то теперь он прилипал ко всему на свете и даже изрядная доза приватомного зелья из запасов шамана почти не улучшила его паскудного настроения.

И пока экипаж танка подозрительно прислушивался и присматривался, ожидая нападения, бруссы целеустремленно двигались в прямо противоположном направлении, стремясь увеличить расстояние между собой и ползучим чудовищем.

Что же касается слухов и сплетен, то они, как известно, распространяются гораздо быстрее звуковых волн и совершенно независимо от носителей информации — феномен, который не может объяснить ни одно светило науки. Так или иначе, весь юго-восток Тимора, а вскоре и северо-запад Упперталя гудели, захлебываясь последними новостями.

Танк выбрался на участок леса, который с полным правом можно было бы охарактеризовать как грязный. Почва здесь была значительно темнее, и теперь из-под гусениц сочилась мутная вода Кое-где сквозь опавшую листву и хвою проступали тоненькие ручейки, собирающиеся во впадинах в довольно обширные лужи, в которых кто-то активно плескался и разбегался во все стороны, почуяв приближение неизвестного гиганта. Продвижение заметно замедлилось.

— Не кажется ли вам, господин майор, — заговорил Клаус, старательно подбирая выражения, — что эта русская фрау отправила нас не к реке, а в болотную трясину? Вы сами неоднократно говорили, что время от времени вариант «Иван Сусанин» дает осечку и может принять крайне нежелательный болотный оборот, вызывающий частичное поредение войск вермахта, особенно же на топких участках…

Майор, давший себе клятву с оптимизмом смотреть в будущее и не поддаваться на провокации, прервал его:

— Жми лучше на педали да следи за дорогой, Клаус, а то ни русская фрау, ни генералитет никогда не узнают, отчего немецкие танки пропадали в лесах под Белохатками.