И, конечно, мы привлекли всеобщие взгляды. Кто-то кланялся его величеству, кто-то просто таращился.
– Где твой жених?
Шиска, сидевшая на нашем пледе, взглядом и едва живым видом умоляла не сдавать ее. Зарыть умертвие в королевском парке! До такого даже я бы не додумалась.
– Я спрашиваю, где дракон, Корнеллия?!
– Так это… – я мучительно соображала, попутно оглядываясь.
А вот просто интересно: если его пудель-вурдалак победит, мне можно не выходить замуж или надо выйти за Зомбуделя?
– В кустиках он. Ну… ты понимаешь.
– Нет, не понимаю! – рыкнул отец. – Что значит в кустиках?!
– А то и значит! Вы нам зачем столько сока налили? Вот и приспичило бедняге. Пришлось отвлекать герцогинь. Пока они обсуждали, чего это мы с Марборо шепчемся, Линден того… отбежал-с. Ну чего ты так на меня смотришь? Он ведь животное! Животинке не объяснишь, что королевские розы тут не для этого растут.
– Корнеллия…
Ничего не подозревающий Линден вышел из лесочка такой счастливый, что я не выдержала и захихикала. Папа с нескрываемым подозрением смотрел на корзинку, перемотанную брючным ремнем, и, кажется, тысячу раз пожалел, что решил заглянуть на пикник и проведать, как там обстоят дела.
– Стоять! – окликнул его отец.
Герцогиня Марборо между делом сныкала подальше фляжку и навострила уши. Правда, у нее это получилось ну очень заметно: торчащие уши отец узрел и немедленно пресек. Мы с Линдом послушно поплелись к нашему одеялку, благо народ вокруг почтительно кланялся и не видел, как истерично трясется корзинка.
– Герцог, вы где были? – спросил папа.
Мы с Шиской замерли у него за спиной. Я как могла пантомимой показывала Линду, где он был, но, кажется, таланта мима во мне было немного, и дракон таких мест и маршрутов не ведал. К счастью, какие-то зачатки дипломатии в нем присутствовали, поэтому он ответил уклончиво:
– Так… в лесу.
Папа с подозрением прищурился, но кивнул – наверняка как-то так в его понимании должен отвечать на вопрос мужик, отбежавший в кустики по естественной надобности. Вот только…
– А в корзине что?
– Грибы, – мгновенно нашелся Линд.
Мы дружно офигели.
– Грибы? – с сомнением переспросил папа.
– Ну да. Иду, смотрю – грибы. Я и набрал. Вечерком зажарим.
Кажется, мысли отца метались от «Хозяйственный, девочка с ним не пропадет» до «Какие грибы, горгон его за ногу?!». Закусив губу, чтобы не захихикать, я усиленно делала скорбный вид, и Линден растолковал его по-своему.
– Вы не волнуйтесь, ваше величество, я хорошо грибы знаю.
– Покажи! – потребовал отец.
Мы с Шиской от страха даже чуть присели. Папе, конечно, скажем – от почтения (если вдруг спросит), но на самом деле от того, чтобы дать деру и остаток жизни скитаться по лесам и степям, нас отделял тот прискорбный факт, что, в отличие от Линда, мы грибов как раз не знали.
В корзинку заглядывали дружно. Не знаю, что там ожидал увидеть папа, а я – красные глаза Зомбуделя, поэтому когда из корзинки злобно клацнули три жирных надутых гриба, отпрянули все. Линд – воплощенная невозмутимость! – смотрел в небо.
– Кажется, дождь собирается, – сказал он, пока на нас щерились грибы.
– Что-то у вас, герцог, грибы какие-то… – папа замялся, подыскивая слово. |