Сразу после Омни ночная жизнь стала оживленнее. Больше действия, есть на что посмотреть. Шум толпы на тротуарах, афро-латиноамериканская музыка. Появились ночные бабочки, собираются стайками на углах, хихикают или глуповато пялятся на проезжающие машины. И машины замедляют ход, чтобы пассажиры могли в ответ потаращиться на наряды и на то, что оставлено открытым.

Двумя кварталами впереди меня остановился новый «корниш», и кучка девиц выпорхнула из тени, с тротуара, на проезжую часть, мгновенно окружив авто. Движение по улице тут же застопорилось, загудели сигналы. Большинству водителей даже в радость посидеть минуту другую, благо вокруг есть на что поглазеть, и только какой-то нетерпеливый грузовик выехал на встречную полосу, объезжая ряд остановившихся машин.

Фургон-рефрижератор.

Ничего особенного, сказал я себе. Ночная доставка йогурта или свиные сосиски к завтраку, а то партию морского окуня везут на север в сторону аэропорта — свежесть гарантирована. Грузовики с рефрижераторами ездят по Майами круглые сутки, даже сейчас — в ночные часы.

И все же я придавил педаль газа. Ускорив ход, начал маневрировать и вскоре оказался в трех машинах позади «корниша» с его осажденным водителем. Движение остановилось. Я посмотрел вперед — туда, где должен был быть грузовик. Он ехал прямо по бульвару Бискейн, приближаясь к череде перекрестков со светофорами. Я потеряю его, если буду так отставать. А мне вдруг так захотелось не потерять его!

Я дождался просвета в движении и резко выехал на встречную. Обошел «корниш» и, увеличив скорость, стал приближаться к грузовику. Я старался не ехать слишком быстро, чтобы не вызвать подозрений, и расстояние между нами постепенно сокращалось. Вот он в трех светофорах впереди меня, в двух.

Перед ним загорелся красный, и еще до того как я успел позлорадствовать и догнать его, то же самое произошло и с моим светофором. Пришлось остановиться. С некоторым удивлением я обнаружил, что закусил губу. Напрягся. Это я-то, Декстер — Ледяная Глыба. Меня охватила чисто человеческая тревога, отчаянье, настоящее эмоциональное недомогание. Я хочу догнать этот грузовик, увидеть самому, о, как мне хочется дотронуться до грузовика, открыть дверь кабины, заглянуть внутрь…

И что дальше? Арестовать в одиночку? Взять за руку и привести к дорогому детективу Ла Гэрте? Видишь, кого я поймал? Можно, я оставлю его себе? На самом деле скорее он может оставить меня себе. Он полностью настроен на режим охоты, а я просто болтаюсь сзади, как нежелательный младший брат. И чего это я так болтаюсь? Хочу доказать себе, что это он, именно Он? Он, и никто иной, рыщет в поисках добычи, а я не сошел с ума? А если я не сошел с ума, откуда мне знать, что это Он? Что происходит в моей голове? Может быть, сойти с ума — в итоге наиболее счастливый исход?

Впереди машины появился старик, переходящий дорогу шаркающей походкой, невообразимо медленно и болезненно переставляя ноги. Мгновение я следил за ним, дивясь, на что должна быть похожа жизнь, когда ты ходишь так медленно. Потом вернулся взглядом к фургону.

У него загорелся зеленый. У меня еще нет.

Грузовик быстро ускорял ход, продолжая движение на север на верхнем пределе ограничения скорости, задние габариты становились все меньше, а я все жду, пока мой светофор переключится.

А он отказывается это делать. И вот, закусив губу — спокойно, Декс, — я выезжаю на красный, едва не задев старика. А он даже не поднял глаз и не изменил шага.

Ограничение скорости на этом отрезке Бискейн — тридцать пять миль. В Майами это значит, что, если ты едешь не более пятидесяти миль в час, тебя остановят. Я ехал на шестидесяти пяти, маневрируя среди редких машин, уже отчаявшись сократить расстояние. Задние огни грузовика пропали, когда бульвар пошел по дуге; или он куда-то свернул? Я увеличил скорость до семидесяти пяти, пролетел перекресток с Семьдесят девятой улицей и выездом на эстакаду, по изгибу бульвара — мимо Пабликс-Маркет, — и выехал на прямую, бешено обшаривая взглядом дорогу в поисках фургона.