Удовольствие от плавания на таком замечательном судне, которому доверяешь больше, чем самому себе, было для меня чем-то новым, доселе неизведанным. Нечто подобное я ощущал только при полетах на драконах-фурнах. Дерзкая самоуверенность Гуннара уже не казалась мне безосновательной. Закутавшись в свой синий непромокаемый плащ и подставив лицо штормовому ветру, я рассматривал носовое украшение корабля, которое теперь виделось мне в новом свете. Быть может, меня взволновали воспоминания о полетах?
Гуннар расхаживал среди бегущих канатов, из-под его безлицего шлема доносились зычные удалые крики. Буйство стихий действовало на него опьяняюще. Он вскинул голову и хохотал, не умолкая. Потом он повернулся ко мне и схватил меня за руку.
– Клянусь богом, Принц Эльрик, мы с вами станем героями- вы и я!
Радостного возбуждения, владевшего мной, словно не бывало. Я не видел для себя худшей судьбы, чем войти в историю вместе с Гуннаром Обреченным.
Гуннар повел головой, словно зверь, вынюхивающий след.
– Она здесь. Я знаю, она здесь, Мы с вами найдем ее. Но она достанется только одному из нас. Он-то и станет последним мучеником.
Его ладонь легла мне на спину. Потом он повернулся к корме и взялся за румпель.
На мгновение я вспомнил о смерти своей матери, о ненависти отца. Я вспомнил кровавую гибель своей кузины; я не забыл, как она плакала, когда ее душа насильно расставалась с телом. О ком говорил Гуннар?
Кого он имел в виду?
Мы опять провалились между волнами и взмыли на следующем гребне, оставляя за кормой пенный бурун, отчего порой казалось, что мы действительно летим над водой. Наполовину зарифленный парус ловил ветер и действовал наподобие крыла, помогая Гуннару быстро перекладывать руль и сообразовывать движение корабля с перемещением волн. Ни прежде, ни впоследствии я не встречал капитана, способного управлять судном кончиками пальцев, а также отдавать приказы, которые мгновенно выполняются при любой погоде.
Гуннар похвалялся, что, как бы много людей он ни терял на суше, в море не погиб ни один его человек.
Пена укутала палубу, плечи и бедра гребцов, ее хлопья витали в бушующем воздухе. Черные, коричневые, желтые спины сгибались и выпрямлялись, словно множество одинаковых деталей; они блестели от пота и воды. Небо над нашими головами было покрыто рваными облаками, черными и клубящимися. Я плотнее закутался в плащ. Мне нестерпимо хотелось призвать Мишашааа или любого другого элементаля и унять бурю магическими средствами. Но я уже воспользовался чарами, чтобы войти в этот сон! Могущество Равенбранда годилось только для битвы. Попытка пустить его в ход для других целей грозила непредсказуемыми последствиями.
Весь день и всю ночь мы прорывались сквозь бушующие воды Атлантики.
На каждую перемену ветра мы реагировали веслами, рулем и парусами, а теперь, благодаря компасу Гуннара, неслись стрелой на север, пока Гуннар не позвал меня в рубку, чтобы показать его.
– Она стала волшебной,- заявил он.- Какой-то мерзавец заколдовал ее!
Стрелка компаса беспорядочно вертелась из стороны в сторону.
– Другого объяснения не существует,- продолжал Гуннар.- У этого места есть защитник. Кто-то из Владык Высших Миров…
С палубы донесся громкий крик. Мы выбежали из рубки, крытой оленьей шкурой, и увидели Лейфа Большого, лицо которого превратилось в застывшую маску. Он смотрел на огромную голову, торчавшую из бушующей воды. Голова с явной враждебностью взирала на наш хрупкий кораблик. Это была человеческая голова, и она занимала весь горизонт.
Схватив Лейфа за плечо, Гуннар отвесил ему тяжелую оплеуху.
– Болван! До нее двадцать миль! Это каменная скала, оно стоит на суше!
Однако, произнося эти слова, Гуннар поднял голову, посмотрел на препятствие… и перевел взгляд еще выше. Не было никаких сомнений – перед нами было гигантское лицо, незрячие глаза смотрели из-под облака, закрывавшего его лоб. |