Когда Перкар вернулся, Нгангата тихо что-то напевал своему луку, благодаря бога того дерева, из которого лук был сделан. Перкар подумал, что нужно было бы последовать его примеру, но его меч, Харка, ведь сам был богом; к тому же они сегодня поспорили, и с его стороны петь благодарность мечу было бы неискренне. Но, с другой стороны, разве не хвалился Перкар, что возвращается на путь Пираку? Так что, подумав немного, он затянул единственное песнопение, которое казалось подходящим, хоть и было чужим. Перкар пел «Благодарность Матери-Лошади» (хотя и не знал всей песни целиком), чтобы почтить должным образом шатер. Шатер был сделан из останков жеребца по имени Змеиная Кожа. Шатры менгов всегда делались из лошадиных шкур, поэтому каждый имел имя. Песню Перкар запомнил, слушая ее, когда менги разбивали или сворачивали лагерь.

Они с Нгангатой закончили пение одновременно и одновременно подошли ко входу в шатер. В багровых отсветах заката лицо спутника показалось Перкару еще более чуждым, чем обычно, лишенным всего человеческого. Его темные запавшие глаза и скошенный лоб напомнили юноше о дремучем, пугающем лесу в Балате, где обитали альвы. Перкар вспомнил изувеченные тела Копательницы и ее семейства — альвов, погибших из-за того, что он оскорбил Владыку Леса, — и задумался: что в его силах сделать, чтобы восполнить потерю их роду, какое утешение предложить, какие извинения принести?

— Нгангата, — спросил он, глядя на угасающий закат, — ты знаешь, как звали тех альвов, что погибли в Балате?

— Их имена мне известны, — ответил Нгангата, и Перкар заметил в его голосе, как неоднократно замечал и раньше, легкое рычание, не свойственное ни одному человеку.

— Я хотел бы, чтобы ты как-нибудь научил меня им.

— Когда-нибудь, — ответил полукровка, — но только в Балате. Их имена можно произносить лишь там.

— Ах вот как. — Перкар чувствовал, как холод кусает его за ноги, но не хотел еще уходить в шатер и разжигать костер. — Небо здесь, кажется, высасывает из меня душу, — пожаловался он и обернулся, чтобы еще раз взглянуть ввысь. Костяной лук Бледной Королевы появился на востоке.

— Я и сам предпочитаю более населенные земли, — признал Нгангата. — Как и ты, моя мать была в родстве с пастбищами, холмами, горами. У нее в крови были и быстрые потоки, рыжие быки, тающий снег. Альвы, народ моего отца, в родстве с деревьями; они очень не любят их покидать. Мы с тобой оба лишимся рассудка, если долго останемся под здешним небом. — Он показал рукой вверх и слегка улыбнулся, чтобы показать, что говорит отчасти в шутку.

— Но ведь менги живут здесь, — возразил Перкар. — Наверняка и другие люди тоже могут это вынести.

— В жилах менгов течет конская кровь. Они и есть лошади в некотором смысле. Они без этих небес умерли бы, задохнулись.

— Так они говорят, — признал Перкар, вспомнив слова Братца Коня.

— Что-то ты сегодня вечером задумчив, — заметил Нгангата. — Пожалуй, тебе лучше нести дозор первым. Это даст тебе больше времени для размышлений.

— Справедливо, — хмыкнул юноша.

Утро тоже оказалось ясным, и Перкар был вынужден снова признать, что Нгангата лучше него разбирается в приметах.