Владычица улыбнулась:

— Как скажет Ли. Не пойти ли нам узнать?

Гхэ кивнул:

— Можно, я сначала доем хлеб? Я такой голодный.

— Конечно, дитя. Доедай и рыбу тоже.

Хизи проснулась под надежной защитой обхвативших ее рук Тзэма. Бок у нее все еще болел, но когда она дотронулась до раны, той не оказалось, хотя одежда заскорузла от засохшей крови. Хизи вспомнила — это она помнила точно, — что кровь была ее собственной.

Тзэм зашевелился и склонил к ней свое грубое лицо, тоже измазанное засохшей кровью и грязью. Над выступающим надбровьем у великана вздулась огромная шишка, кончающаяся порезом. На щеках слезы промыли дорожки в крови и грязи, но сейчас глаза Тзэма были сухими.

— Я устала, — прошептала Хизи, — и хочу пить. С тобой все в порядке, Тзэм?

— Голова болит, и еще я беспокоился за тебя. Чернобог сбил меня с ног, и я ударился головой. Наверное, он был слишком занят, чтобы добивать меня.

— Где теперь Чернобог?

— Исчез.

Хизи попыталась оглядеться.

— Кто-нибудь погиб?

Тзэм печально кивнул:

— Ты чуть не умерла, но тебя исцелила лошадь. Я знаю, это звучит глупо, но так оно и было.

— Нет, тут нет ничего странного, — успокоила его Хизи. — Но погибшие есть?

— Братец Конь, Гавиал, Квен Шен. Почти все воины.

— А Перкар? И Нгангата?

— С Нгангатой все в порядке. Он пытается помочь Перкару.

— Перкару? Он тяжело ранен?

— Очень тяжело, принцесса. Похоже, умрет.

— Я должна… Может быть, я сумею ему помочь. — Но Хизи знала, что это не в ее силах. Братец Конь так и не научил ее лечить истерзанную плоть — только изгонять злых духов. И никто из ее уцелевших помощников не обладает таким искусством, да к тому же они, как и сама Хизи, ужасно ослабели. Но Перкар!.. В добавление к Братцу Коню и Гану!..

— Отнеси меня к нему, — умоляюще обратилась она к Тзэму.

Великан кивнул, взял девочку на руки и отнес туда, где лежал Перкар.

Смерть его была совсем близка, поняла Хизи. Нгангата перевязал рану в животе, но кровь все еще сочилась сквозь повязку; должно быть, и внутреннее кровотечение продолжалось, — Хизи видела, как ослабли нити, связывающие дух с телом.

— Она исцелила меня, а его не захотела, — пробормотал Нгангата, увидев Хизи.

— Кто?

— Мать-Лошадь.

Хизи глубоко вздохнула, стараясь удержать слезы.

— Она говорила, что Перкар ее обидел… — начала девочка.

Нгангата хрипло рассмеялся:

— Ну еще бы. Это же Перкар, он вечно обижает какого-нибудь бога. — Полукровка не смог удержать улыбку на лице.

— Но его меч!.. Разве не может его меч исцелить рану?

— Чернобог уничтожил Харку, — объяснил Нгангата.

— Что же нам делать? — тихо спросил Тзэм.

— Ждать — больше ничего не остается, — нехотя буркнул Нгангата.

Хизи кивнула и взяла холодную, покрытую кровью руку Перкара в свои. В воздухе сильно пахло железом и водой, но в пещере теперь царила тишина, и последние вспышки пламени на поверхности озера отбрасывали лишь неяркие отблески. Хизи наконец-то смогла заплакать — по Гану, Перкару, Братцу Коню, даже Гхэ. Она плакала, пока высоко над ними не забрезжил свет: круг выхода из провала стал серым, потом голубым. Над Эриквером встало солнце.

Даже во сне боль продолжала терзать Перкара — словно сотни термитов вгрызались ему во внутренности, — хотя и стала более тупой.