Видно недавно прошел дождь, и скоро на ботинках налипло по пуду вязкой грязи.

Пока Бен выбрался к прилегающей к зданию дороге, он весь выдохся. Счищая грязь, он читал вывеску на здании, не веря своим глазам:

— Министерство образования СССР. Средняя школа N 5. Город Новоапрельск.

Бен увидел мальчика с ранцем на плечах, который умно миновал грязевые залежи, вышагивая по трубам над землей. Было видно, что он изо всех сил старается не запачкать простенькую белую рубашку и отутюженные брючки. Дождавшись его, Бен спросил:

— Это действительно Новоапрельск?

Мальчик подтвердил.

— Странная вывеска. Что за ерунда тут написана?

Мальчик доверчиво и по-особому осторожно улыбнулся.

— Тут все правильно.

— Нехорошо врать взрослым, мальчик. СССР уже тысячу лет как нет. Наверное, вывеску не сняли, а вы теперь прикалываетесь между собой.

Детскую улыбку сменил испуг оттого, что его поругал взрослый. Бену сделалось стыдно. Мальчик выглядел наивно и незащищено.

— Что прикалываем? Я не понимаю, — спросил он.

— Вот это действительно смешно. Что вы и «чуваки» не говорите? Как же вы парня называете в таком случае?

— Хмырь, — пожал мальчик плечами. — Только я так не говорю. Папа ругает меня.

Говорит, что это некрасиво. Все говорят, а я нет. Надо мной все смеются. Разве это правильно?

— Ну ладно, как говорится, каждому свои приколы. До Алги отсюда далеко?

— Не слышал про такой город. Это что заграница?

— Ты меня убиваешь, как это, хмырь. Какой здесь ближайший населенный пункт?

— Камышин в часе езды.

— Камышин давно в Сабару переименовали.

Бен осекся, когда увидел, какая из ранца у пацана торчит игрушка. Этакий грузовичок, весь из сплошного металла, с лепешками колес, такой старый, такие выпускались только в 60-тых годах 20 века. И такой новый. Сверкающий лаком на немятых боках, с идеально чистыми негнутыми колесами, только что из магазина.

Сразу бросилось в глаза то, на что он должен был обратить внимание с начала. На мальчике был пионерский галстук, а на ногах кеды, повсеместно замененные давным-давно на кроссовки, и чей внешний вид которых он успел позабыть, потому что не видел таких со своего детства, когда таскал такие же — на толстой рыхлой резине. И воздух здесь был другой. Все было другое. Он попал в другую жизнь. Внезапная догадка пригвоздила его к месту. Раритетная монетка, автомат, теперь школа раритетная. А может все наоборот. Может это он раритет.

— Это какой…? — он хотел спросить «год», но со страхом понял, что с ним что-то не то, он бьется как эпилептик, но не может выдавить из себя одно единственное слово.

Это была даже не заикание, а нечто гораздо более худшее, словно кто-то взял его железной рукой за язык и не давал говорить вовсе. Он попробовал говорить другие слова, и это ему удалось, правда, до определенных пределов.

— Это что же я попал в…? — он хотел сказать «прошлое» и снова забился в падучей, хрипел, надувал щеки, было смешно и страшно, как в детстве, когда наступает такой момент, и от переполнявших чувств начинаешь писаться в штаны.

Похоже, перелет не прошел даром и он заболел. Ему сделалось плохо. Закружилась голова, затошнило. И его позвали. Голос тонкий, далекий, но отозвался прямо в сердце и в черепе одновременно. Он нутром понял, пора.

— "Кончитта", — прошептал он, вытирая выступившую испарину.

Мальчик непонимающе смотрел вслед ковыляющему Бену.